Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов Страница 49

Четырнадцатый день до календ сентября 849 года от основания Рима [89]

Эск

Как-то незаметно подкралась осень.

В буйной зелени на деревьях стала проглядывать тусклая желтизна, уже солнце не пекло, а лишь ласково нехотя грело, зачастили дожди.

В тот день случилось странное происшествие. Имагинифер [90]вынес изображение императора Домициана из хранилища знамен. Был предпоследний день Римских игр, и по распоряжению легата Наталиса решено было устроить на поле перед лагерем небольшой парад и состязания в беге и метании дротиков. Погода была отличная — ясное небо, теплый, но не жаркий день. Легионеры уже начали строиться перед принципией, чтобы ровным строем выйти из лагеря, когда посреди ясного неба образовалось темно-синее облачко, густо кипевшее по краям. Оно зависло над лагерем, и — никто не успел ничего понять — ветвистая молния ударила в имаго императора. На свою беду, знаменосец держал древко на весу, синие вспышки заплясали вокруг знаменосца, и он, так и не выпустив из рук имаго, рухнул на землю. На нем затлели туника и волчья шкура, которую имагинифер носил вместо плаща. Запахло паленым.

Из принципии выбежал Элий Адриан, увидев знаменосца на земле, схватил стоявшую под стоком у стены бочку, поднял легко, будто это было простое ведро, вылил на лежавшего. Но не помогло. Парень даже не дернулся. Прибежавший из госпиталя Кубышка лишь сокрушенно покачал головой.

«Знак», — прошептал кто-то за спиной Адриана.

Трибун обернулся. Рядом стоял Тиресий.

— Знак чего? — спросил Адриан.

— Домициана сегодня ждут у Стикса, — отозвался Тиресий негромко. — Харон его ждет.

— Тихо… — шепнул Адриан. И затем громко крикнул: — Сегодня — день рождения моего дяди Марка Ульпия Траяна.

Потом хмуро смотрел на мертвого знаменосца. Молния с небес — несомненно, знак богов. Но только — что этот знак означает?

Во всяком случае, несомненный знак, что праздник в этот день устраивать не стоит. Посему Наталис, посовещавшись с военными трибунами и префектом лагеря, велел всем разойтись по казармам.

Занимавшиеся похоронами рабы унесли тело.

— Тело убитого молнией нельзя сжигать, его надобно закопать в землю, — напомнил предсказатель.

Рим

Днем император прогуливался в портиках, отделанных по его приказу лунным камнем. В полированных плитах отражалось все, как в зеркале, Домициан всегда знал, что делается у него за спиной. Этот год был богат на грозы: что ни день, то сверкала над Капитолием или Палатином молния. Все три вида молний — пронзающие, раскалывающие и сжигающие — обрушивались на столицу империи.

Сказывали, у женщины молния сожгла в теле плод, а сама женщина уцелела, у торговца расплавила золото и серебро в кошельке, а сам кошелек ничуть даже не обуглился. Если же следовать толкованиям этрусков, то молнии бывают советующие, утверждающие и указующие. По столице гуляли слухи, что нынешние молнии — все указующие, несущие угрозы и предупреждения.

Домициан верил в приметы и верил в вещие сны, а во сне он видел богиню Минерву, которую чтил больше других богов. Богиня была растеряна, как обычная земная женщина, лохматая, некрасивая, с выпученными бесцветными глазами, она бормотала несвязное, жаловалась, что Юпитер отнял у нее копье. Потом приснилась императору племянница Юлия, дочь покойного брата Тита. Когда-то Тит предлагал брату жениться на ней, еще невинной девушке, но Домициан отверг племянницу. Зато потом, после ее замужества, спал с ней в открытую, даже нарочно подсылая доносчиков к брату, чтобы тому докладывали, когда Домициан заглядывает в спальню к Юлии. Будто испытывал, на что способен его брат в гневе. Тит делал вид, что ничего не знает. Ничтожный муженек Юлии Флавий Сабин заявлял, что ему и дела нет до похождений женушки. Она постоянно беременела, но Домициан не позволял ей рожать. Посылали за лекарем, и тот металлическим крючком извлекал из тела плодовитой римлянки зародыши. В шестой раз операция прошла неудачно, Юлия скончалась.

Зачем Домициан вспомнил Юлию? Неприятные мысли. Муторно на душе. Сожаления нет, есть злорадное удовлетворение — всю жизнь Домициан мечтал унизить старшего брата, завидовал его славе разрушителя Иерусалима, и вот, под конец жизни, унизил — не на поле брани, а в постельной схватке с племянницей! Домициан самодовольно усмехнулся. Но все равно противно. Право же, ничем нельзя отвлечься. Летом, когда полно мух, можно их ловить и протыкать острым стилем, осенью и эти развлечения редки, за каждой приходится гоняться.

— Господин мой и бог! — Стефан, управляющий супруги императора Домициллы, согнулся в унизительном поклоне.

— Что тебе?

— Господин мой и бог. Я раскрыл заговор… Вот список… все, кто замыслил ужасное… — Стефан испуганно огляделся.

Вид у него был жалкий. Стефан явился к императору в нелепой яркой тунике и плаще из зеленой шерсти, с обмотанной льняными бинтами правой рукой (он где-то поранил руку и уже несколько дней носил повязку), в левой Стефан сжимал запечатанные таблички. Рука дрожала.

«Боится, мерзавец. Его обвинили в растрате. Вот и дрожит. Надо со всеми так — обвинять и держать в страхе. Страх — лучшее средство для непокорных. Все должны бояться — сенаторы и доносчики. Это ведь так забавно, когда доносчики трясутся от страха, но все равно доносят!»

У Домициана был список на сотню имен — тех, кого он планировал в ближайшее время уничтожить. Супруга Домицилла была в том списке. Но император медлил, не отдавал приказа.

— Мой господин и бог, тебя хотят убить!

Домициан поежился. Ему вдруг показалось, что со всех сторон к нему тянут руки с кинжалами и мечами. Призраки, тени казненных. Невольно император накинул на лысую голову полу тоги, будто собирался принести богам жертву.