У зла нет власти - Марина и Сергей Дяченко Страница 48

Ведьмы не было дома.

Я каждую секунду боялась, что она появится из какой-нибудь двери, но дом пустовал; я мельком увидела спальню с одной большой кроватью, с ночным горшком, расписанным цветами. Красная нитка тянулась дальше и выше, по крутой деревянной лестнице на чердак. Здесь было темно и пахло пылью, слежавшейся ветошью, сухими травами. Я посмотрела ночным зрением: просторный чердак был завален хламом, стояла огромная бочка в толпе бочонков, будто свинья с поросятами. Вдоль стен штабелями громоздились сундуки, коробки, шкатулки. Трав, вывешенных на просушку, было куда меньше, чем я ожидала встретить на чердаке у ведьмы, зато имелись ожерелья сушёных грибов, ссохшиеся в тень вяленые рыбины, рыбачьи сети, дамские панталоны, вывешенные на просушку с полгода назад — судя по пыли, которая их покрывала. Красная нитка терялась среди всего этого безобразия, а Швея, кажется, не собиралась мне помогать.

В этот момент я совершенно чётко услышала хлопок входной двери.

— Кто здесь?! — вскрикнули внизу.

Я помнила этот голос.

Меч дёрнулся в руке, перенося меня на лицевую сторону мира. Я покачнулась, удерживая равновесие. Прямо над головой у меня обнаружилась длинная полка, заваленная тряпичными драконами, чёрными, жёлтыми, зелёными, большими и маленькими.

— Ты, наверное, чужак, — говорила женщина, и голос её звучал всё ближе. — И ни с кем здесь не толковал, если влез ко мне в дом… Ты не знаешь, кто я.

«Знаю».

Швея задрожала у меня в руке. А может, это рука затряслась от напряжения? Под тяжёлыми шагами ведьмы скрипела уже лестница на чердак.

— Я знаю, что ты здесь…

Я увидела её голову, потом грудь, потом руку. Она держала мясницкий нож; сколь бы кровожадно он ни выглядел — его тусклое лезвие было гораздо короче Швеи.

Ведьма выпучила глаза. Она плохо видела в темноте. Наконец глаза её привыкли к полумраку, она хищно оскалилась:

— Ты не так велик, чтобы грабить ведьму… Или ты не знал, кто я?

— Добрый день, Эдна, — сказала я.

Она резко отдёрнула голову, будто в нос ей ткнули горящим факелом:

— Ты кто?!

— Вы меня знаете. Королевство уходило, вокруг толпились горожане, а вы — вы стояли на холме, вдали от всех, в длинном плаще. Вспоминаете?

Её глаза сузились в щёлочки.

— Ты маг дороги. Та девчонка, что появилась из ниоткуда и стала служить королю. Это он тебя послал?

Была минута страшного соблазна — сказать «да».

— Нет. Я пришла по своей воле. Расспросить тебя о слове забвения.

— О чём, о чём?

— О слове забвения.

— Я понятия не имею, о чём ты спрашиваешь! — Она повысила голос: — Думаешь, я не знаю, что в нашем старом мире совсем не осталось волшебства? Ты здесь не маг, ты девчонка из подворотни. Убирайся, пока я не повыдергала тебе патлы!

Она шагнула на меня, угрожающе подняв нож. Я невольно отступила в глубь чердака:

— У зла нет власти.

— Это у тебя нет власти, соплячка! — Она обходила меня, ступая на полусогнутых, как бывалая фехтовальщица. Над головой у неё оказалась полка с драконами, за спиной — башня из сундуков и шкатулок, поставленных друг на друга; ведьма была выше меня на голову, тяжелее примерно вдвое и очень, очень зла: — Вали отсюда, пока цела! Пошла вон, потаскуха!

Швея рванулась у меня в руке. Я не смогла её удержать; описав в воздухе петлю, меч ринулся на женщину. Ведьма отпрыгнула. Меч просвистел мимо её щеки и врубился в шкатулку красного дерева, стоявшую на самом верху штабеля.

Шкатулка треснула. По всему чердаку разлетелись полированные щепки, металлические уголки, пряжки и пуговицы, свитки старой бумаги. Швея с хрустом отдёрнулась назад; я попятилась, чуть не свалившись навзничь.

На острие Швеи был насажен, как гриб на верёвочку, вчетверо сложенный бумажный листок. Я сняла его; ведьма отступала, бессильно грозя своим тесаком, прочь с чердака, на лестницу.

Чернила прекрасно сохранились. Почерк я узнала — мне приходилось видеть бумаги, написанные рукой Оберона.

«Сударыня, — это крупное слово стояло посреди строчки, будто заголовок. — Как вы знаете, завтра Королевство отправляется в путь. Я предлагаю вашей милости присоединиться к нам. Таков мой долг перед вами и Королевством».

Подписи не было.

— «Таков мой долг перед вами и Королевством», — повторила я вслух. — А вот и ваш ответ.

Я вытащила из кармана пробитое Швеёй письмо. Удивительно, но пятна от черничной настойки почти сошли, а буквы, наоборот, стали ярче.

— «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду», — прочитала я вслух. — Это вы писали?

Несколько секунд ведьма смотрела на меня — в ужасе.

Потом выронила нож и заскрипела лестницей, торопливо спускаясь вниз.

* * *

— Я ничего тебе не скажу. — Ведьма повалилась в кресло, из корзинки с рукоделием вытащила трубку и кисет. Руки у неё тряслись. — Я ничего не знаю! Можешь на месте зарезать меня своим проклятым мечом.

— Вам знаком этот меч?

— Нет! Ничего не знаю. Всё забыла.

— А имя короля — помните?

— Забыла! Все его забыли. — Она смотрела мимо меня, лицо её осунулось, казалось, у неё что-то сильно болит. — Все забыли…

Рассыпая табак, она набивала трубку. Пальцы у неё были длинные, белые, с коротко остриженными ногтями. Она избегала смотреть мне в глаза; я подумала, что в молодости она была красивая. Даже очень.

— Что стоишь? Убирайся. Я больше не скажу тебе ни слова. Или у тебя есть семечки правды?!

В её голосе была истерическая насмешка. С такими же интонациями она могла спросить, есть ли у меня ковёр-самолёт или скатерть-самобранка.

Я сунула левую руку в карман штанов. На самом дне, где шов, лежали несколько «рябинок» — подарок девочки Улейки. Я вытащила их; в кармане они потеряли блеск и немного сморщились. Зеленовато-жёлтые, круглые, они лежали на моей ладони; я подняла глаза и увидела, что ведьма тоже смотрит на ягоды. И в глазах у неё — ужас.

— Вы угадали. — В животе у меня будто пружина сжалась от рискованного вранья.

— Я не стану их глотать! — заверещала ведьма.

Швея в моей правой руке дёрнулась.

— Мой меч считает иначе.

Она отбросила уже набитую трубку:

— Ну давай, давай! Убей старуху, от которой все отреклись! Убей, если сможешь!

На глазах у неё показались слёзы.

Я невольно вспомнила Максимилиана. Некромант бы не смутился ни на секунду. Он прирождённый следователь, беспощадный и совершенно бесстрастный; не зря он впервые явился в мой мир под личиной «оперуполномоченного»…