Дни знамений - Катарина Керр Страница 48

Он умолк и прислушался. Даландра тоже услышала пронзительный вопль, прилетевший из долины. Слова были излишни. Оба они, обернувшись птицами, взмыли в воздух. Он почему-то стал соколом, рыжим соколом Дэверри, она, как обычно – безымянной серой певчей птичкой, но размах крыльев у обоих был футов пятнадцать, не меньше. Они нырнули в воздушный поток, поднимавшийся от земли, и помчались над склоном холма, над цветущими лугами, пока не достигли того места, где придворные, прервав забавы, метались по траве, сталкиваясь друг с другом и отчаянно крича. В сгустившихся сумерках факелы меркли и роняли огненные слезы.

– Элесари! – кричали там, внизу. – Элесари похищена!

Сокол издал пронзительный вопль и, круто развернувшись, направился к реке. Даландра старалась не отставать, мысленно моля судьбу, чтобы стало светлее, и, словно в ответ на мольбу, над горизонтом всплыла луна, полная и огромная, и вокруг разлился болезненно-желтый свет. Река проявилась внизу, как маслянистая лента, и Даландра разглядела на ней нечто, с высоты похожее на щепку, движущуюся против течения. Эвандар нацелился и ринулся вниз. Даландра тоже стала снижаться, осторожно выписывая широкие круги; вскоре она разглядела черную ладью, движимую рабами, сидевшими на веслах. На носу стояла Альшандра, в образе воительницы, футов десяти ростом, облаченная в сверкающую кольчугу. Она натянула тетиву лука. Но сокол налетел на нее с пронзительным визгом прежде, чем она успела пустить стрелу. Его мощные когти исполосовали ей лицо, клюв впился в руку, и она повалилась на палубу, взвыв от ярости и пытаясь ударить его луком, как дубиной.

В нескольких шагах от них скорчилась рыдающая Элесари, вся опутанная черными цепями. Даландра достаточно знала об этой стране, чтобы не потерять присутствия духа. Она опустилась на палубу и сбросила птичий облик, как плащ.

– Разбей цепи! – крикнула она. – Просто согни руки, и они спадут!

Элесари последовала совету и счастливо засмеялась, когда цепи превратились в воду и стекли лужицей к ее ногам. Подвывая от злости, Альшандра отшвырнула сокола и приподнялась на колени. Судно, рабы, доспех, ночная тьма – все исчезло в мгновение ока, как и цепи. В золотом свете позднего полудня все они стояли в эльфийском облике на поросшем травою берегу реки, а вокруг кишел, тараторя, беспечный народ.

– Убирайтесь отсюда вон! – прорычала Альшандра. Смеясь и перекликаясь, компания скрылась. Даландра обняла Элесари за плечи и прижала к себе, а Альшандра и Эвандар стояли, уставившись друг на друга, одетые теперь в придворные одежды: парча, золото, самоцветы на диадемах, плащи из серебристого атласа, отделанного мехом… Но при этом по щеке женщины тянулись царапины от соколиных когтей, а под глазом мужчины красовался заметный синяк.

– Она моя дочь, и я имею право забирать ее, куда хочу! – заявила Альшандра.

– Только если она сама согласится. Если ты прибегла к цепям, значит, согласия не было. Куда ты намеревалась ее увезти?

– Не твое дело! – бросила. Альшандра и повернулась к Далле. – Можешь пользоваться моим мужем, он все равно надоел мне давным-давно, еще до твоего прихода, но дочь свою я тебе не отдам!

– Я не удерживаю ее ради собственного удовольствия, я хочу лишь дать ей ту жизнь, которую она заслуживает, так же, как этого заслуживаешь и ты сама…

Вспышка света – и Альшандра превратилась в жалкую старуху, морщинистую, в черных лохмотьях.

– Ты уведешь ее далеко, далеко, и я никогда больше ее не увижу!

– Так пойди вместе с нею. Последуй за ней по тому пути, который надлежит проделать всему вашему племени. Присоединись к нам в мире живых! – Даландра глянула на Элесари. – Тебе хочется уйти с матерью?

– Нет, я хочу остаться с тобой!

Альшандра взвыла, набираясь роста и объема, и предстала перед ними охотницей, в кожаной рубахе и сапогах, с луком в обвитой вздувшимися венами руке.

– Быть по твоему, ведьма! В конце концов ты проиграешь эту битву. Я нашла себе помощников в том маленьком мерзком мирке, откуда ты явилась. Там у меня теперь есть друзья, могущественные друзья, и они вернут мою дочь обратно, как только она попытается уйти. Я заставлю их пообещать мне это, ведь они пресмыкаются у моих ног, вот так!

Она исчезла, словно язычок пламени, но воздух вокруг них остался холодным и солнечный свет помутился. Бледная, дрожащая Элесари приникла к плечу Даландры.

– Друзья? Пресмыкающиеся? – повторил Эвандар. – Хотел бы я знать, что она имела в виду. Очень хотел бы! Но и так ясно, что это недобрый знак, совсем недобрый!

– Не стану спорить, – голос Даллы звучал тихо и слабо. – Но нам нужно постараться найти этих друзей.

– Небезопасная задача, тебе не кажется?

– Не знаю. Может, нам сейчас лучше уйти подальше от всего этого шума и музыки?

– Разумеется. Элли, я боюсь оставлять тебя одну. Пойдем с нами!

– Я так устала, отец! Я не хочу…

– Но я не допущу, чтобы ты спала у реки, словно приманка для коршунов. Я… – Тут он улыбнулся. – Ну ладно, дочь моя, дорогая моя. Ты отдохнешь, милая. Далла, подойди, пожалуйста, и стань рядом со мной!

Озадаченная Даландра повиновалась. Эвандар вскинул руку и очертил круг ¦ – словно кольцо из дыма, он поплыл по воздуху и остановился над головою его дочери. Эвандар запел что-то протяжное на языке, которого Даландра никогда прежде не слыхала. Мягко и тихо прозвучали слова, и Элесари зевнула, и сонно потерла глаза. Казалось, будто ветер взметнул ее волосы; они опали, окутав ее тело, истончившееся, растущее ввысь, пальцы Элесари стали длинными и тонкими, как плети, руки застыли, изогнувшись, и вдруг кожа превратилась в серо-коричневую кору, а вместо волос зашумели листья, зеленые и золотые. Юное стройное деревце, всего семи футов высотою, согнулось, кланяясь ветру.

– Алыиандра Неизящная не додумается искать ее здесь, – удовлетворенно объявил Эвандар. – Воистину ее общество иногда бывает неприятно!

Даландра же стояла, потрясенная, уставившись на деревце, пока он не взял ее за руку и не увел прочь.

Пока Эвандар справлялся с происками жены в своем дивном отечестве, в мире смертных Джилл пыталась выполнить то, что считала своим долгом по отношению к Саламандру, прежде чем покинет его. После триумфа в Милетон Ноа труппа погрузилась на зафрахтованный корабль, и началась обыденная работа: покинуть одну насквозь отсыревшую деревушку, чтобы проплыть морем несколько миль и высадиться в другой такой же, где их встретят, как королей. Джилл отчетливо ощущала, что Саламандр избегает ее. Когда они битком набивались на пропахшее рыбой суденышко, конечно, не было возможности уединиться и побеседовать с ним. Но на суше, когда бы она ни пыталась завести разговор об учении, он то оказывался поглощен переговорами с хозяином гостиницы, то обучал кого-то из труппы жонглерским штучкам, то разбирал ссору акробатов, то готовился к новому представлению. Наконец, в довольно большом городе Инджаро он допустил оплошность, закончив обедать раньше, чем Марха, которая увлеклась болтовней с подругами. Джилл прокралась за ним на второй этаж и загнала в угол в его же собственной комнате.