Золотой компас - Филип Пулман Страница 48

Лира увидела, что на лице толстяка консула впервые промелькнула тень улыбки.

— Я бы спросил его, каким образом я мог бы заручиться поддержкой панцирного медведя.

Лира рывком выпрямилась в своем кресле и почувствовала, как бешено колотится сердце Пантелеймона прямо у нее под пальцами.

— Насколько мне известно, все панцирные медведи состоят на службе у Министерства Единых Решений, — недоуменно поднял брови Фардер Корам. — Ну, я имею в виду эту Компанию по исследованию и развитию Севера, или как они там себя именуют.

— Значит, есть один, который не состоит. Если вы захотите его разыскать, попробуйте сходить в санный парк. Это вниз по улице Ланглокюр, до самого конца. Он там работает, причем, насколько мне известно, только за стол и кров. Однако, зная его норов и тот ужас, который он внушает ездовым собакам, я боюсь, что работать там ему осталось недолго.

— А как он оказался в Тролльзунде? Он что, перебежчик?

— В какой-то мере, — уклончиво ответил Консул. — Его зовут Йорек Бьернисон. Вы меня спросили, какой вопрос я бы сам задал консулу лапландских ведуний, и я вам ответил. Так вот, я повторяю, что на вашем месте я бы любой ценой попытался поставить себе на службу панцирного медведя, даже если бы мне пришлось за ним изрядно побегать.

Лира перебирала ногами от нетерпения, но старый Фардер Корам не спешил, поскольку хорошо знал дипломатические тонкости подобных переговоров. Он взял с тарелочки еще один кусочек медового кекса и неторопливо отправил его в рот. Воспользовавшись паузой, доктор Ланселиус любезно обратился к девочке:

— Насколько мне известно, вы являетесь обладательницей веритометра…

Лира подняла на него изумленный взгляд. Откуда он знает?

— Да, — пробормотала она, но, почувствовав поддержку Пантелеймона, который легонько куснул ее за палец, продолжала уже смелее. — Я могу вам его показать, если вы, конечно, хотите.

— Я очень хочу этого, милая барышня.

Лира заерзала на стуле и вытащила из висевшего у нее на животе клеенчатого мешочка черный бархатный сверток, который неловко протянула консулу. Доктор Ланселиус осторожно развернул ткань. На лице его появилось выражение благоговейного восторга. Так смотрит ученый на редчайшую инканабулу.

— Какая тонкая работа! — восхищенно произнес он. — Мне доводилось держать в руках один экземпляр, но он, конечно, был куда примитивнее. А книга символов у вас, конечно, тоже есть?

— Да нет у меня никакой… — начала было Лира, но Фардер Корам перебил ее на полуслове.

— К нашему великому сожалению, у Лиры есть только веритометр. И никакой возможности прочитать значения символов. Мы не знаем, что за ними стоит. Так что этот прибор для нас загадка, вроде китайской Книги судеб или тех клякс, знаете, по которым гадальщики-индусы прозревают будущее. Насколько мне известно, один экземпляр книги символов находится в Аббатстве Святого Иоанна в Гейдельберге, но это далеко.

Девочка поняла хитрость старика. Фардер Корам не хотел, чтобы доктор Ланселиус узнал правду. Но от зорких глаз Лиры не ускользнуло то, как бешено вдруг задвигался хвост альма-змейки. Нет, притворяться бессмысленно. Консул все знает.

— Вообще-то я, конечно, могу по нему читать, — нерешительно начала она, обращаясь не то к доктору Ланселиусу, не то к Фардеру Кораму. Консул ободряюще улыбнулся девочке:

— Вот и умница. А кстати, как этот прибор оказался у вас?

— Мне его дали.

— А кто, смею спросить?

— Магистр колледжа Вод Иорданских. Доктор Ланселиус, а вы, случайно, не знаете, кто их изготовил, эти веритометры?

— Их, как вы изволили выразиться, изготовил один ученый-астролог из Праги, который, вероятно, занимался изучением взаимовлияния планет. Вот он и задался целью сконструировать измерительный прибор, реагирующий на влияние, скажем, Марса или Венеры, ну, вроде как стрелка компаса, только компас всегда показывает на Север, а веритометр — нет. Цели своей ему достичь не удалось, но изобретенный им механизм явно реагировал на какое-то воздействие, однако источник этого воздействия был неизвестен.

— А как они придумали эти символы?

— Ну, это случилось много позже, в семнадцатом столетии. Славное время! Золотая пора символов и эмблем! Они были всюду. Любое здание, любая картина создавались с умыслом, с тем чтобы посвященный читал по ним, как по книге. Каждая мелочь была исполнена тайного смысла и, если ты понимал его, сама природа открывала тебе тайны бытия. Ну, и разумеется, именно тогда ученые-философы начали использовать язык символов, чтобы передать с их помощью некое высшее знание, полученное ими из какого-то мистического источника. Правда, потом язык символов был предан забвению почти на двести лет.

Консул бережно протянул Лире веритометр и негромко спросил:

— Но как же вы читаете по нему, не имея книги символов?

— Ну, я же специально ничего не делаю. Нужно, чтобы голова была очень ясная. Это все равно как смотреть сквозь прозрачную воду: просто берешь и так наклоняешь голову, чтобы глаза оказались на нужном уровне, потому что только так ты сможешь видеть ясно.

— А вы позволите мне посмотреть, как вы это делаете?

Лира хотела было сказать “да”, но потом все-таки посмотрела на Фардера Корама. Старик медленно кивнул головой.

— Что вы хотите у него спросить? — обратилась девочка к консулу.

— Спросите, пожалуйста, о намерениях тартар относительно Камчатки.

Всего-то! Лира установила одну стрелку веритометра против изображения верблюда. “Верблюд” означает “Азия”, то есть тартары. Другая стрелка пусть показывает на рог изобилия. Это будет “Камчатка”, ведь там же золотые копи. А третью установим против картинки с муравьем. “Муравей” значит “деятельность”, то есть “намерения” или “цели”. На мгновение девочка застыла неподвижно, пытаясь мысленно совместить все три значения в своей голове и сосредоточиться на них, а потом спокойно начала ждать ответа, и он пришел мгновенно. Тонкая длинная стрелка-иголочка сперва показала на дельфина, потом на шлем, на младенца и, наконец, на якорь, вновь и вновь повторяя свой диковинный танец, смысл которого был сокрыт и от старого Фардера Корама, и от консула, но Лира не отрывала от стрелки внимательных глаз.

Прошло несколько секунд. Девочка перевела взгляд на доктора Ланселиуса и несколько раз моргнула, словно только что очнулась от глубокого сна.

— Они разыграют нападение, но нападать на Камчатку не станут, потому что она слишком далеко, а им невыгодно так растягиваться.

— Но как вы это узнали?

— Очень просто. “Дельфин” означает “игра”, то есть притворство. Только это не первое значение, а глубинное, что ли. Поэтому стрелка несколько раз проходила весь круг и только потом остановилась на этом символе. Дальше был “шлем”, то есть “война”, а оба вместе они означают “война понарошку”, то есть “притворяться, что нападаешь”. Теперь возьмем “младенца”, то есть “что-то трудное, неудобное”. Вот и получается, что им будет трудно напасть на Камчатку по-настоящему, и “якорь” объясняет, почему именно: им нельзя растягиваться, иначе все лопнет, как якорная цепь. Вот. Я просто это прочитала, и все.