Стократ - Марина и Сергей Дяченко Страница 48

На пятый год край изменился полностью. Вдоль каждой улицы стояли стволы почти вплотную друг к другу, и ветки образовывали арку над головами.

Норе исполнилось семнадцать.

Однажды осенью, когда желтыми листьями были завалены все закоулки двора и даже комнаты, – ворота открылись сами собой, и во двор въехали два всадника. Дом вздрогнул от подвала до флюгеров на крыше.

Филин соскочил с лошади. Он был выше Норы на голову, худой, жилистый, загорелый. Нора замерла, не решаясь подойти – брат казался ей чужим. В нем появилось что-то от Лесного Царя, который возникал непонятно откуда и, конечно же, не был человеком.

Филин поприветствовал мать и отца. Поцеловал руку Норе – первый раз в жизни. Она смотрела на него с растущей тоской – еще вчера она верила, что брат вернется. Но вернулся, кажется, не брат.

– Я не войду в дом, – сказал Лесной Царь. – Мое обещание исполнено. Филин знает, что делать, если я вам понадоблюсь.

И он ускакал.

Ночью, когда все необходимые разговоры, тяжелые разговоры, семейные разговоры остались позади, Филин поднялся в бывшую детскую комнату. Нора сидела у стола и играла мельницей – любимой игрушкой, и на маленькие лопасти лилась вода, сонно журча, отражая огонь свечи.

Филин принес два куска пирога. Нора увидела их и заплакала. Филин обнял ее, крепко, как ей мечталось.

– Я был деревом пять лет, – сказал он с коротким смешком. – Пять лет я рос и мечтал, как вернусь и войду в нашу комнату.

– Зачем? Чему он научил тебя? Чему можно научить человека, который стал деревом?!

– Многому, – Филин приподнял уголки губ, но не весело, а скорее зловеще. – Многому, сестренка.

Он потянул за шнурок, и сверху опустилась, как парус, карта Обитаемого Мира.

– Как все быстро меняется, – пробормотал Филин, глядя на карту. – Раньше, кажется, Мир не менялся так быстро. Видишь, карта устарела – на ней обозначено наше баронство. А теперь мы Лес, сестренка, и я наместник Леса.

– Ты? А отец?!

Филин снова ее обнял. Она все поняла и заплакала.

* * *

Стократ никогда не забирался так далеко на восток. В последний раз он приходил в предместья Оврага три года назад. Тогда в город не пускали без пропуска, люди боялись повышать голос и оглядывались каждую секунду, будто ждали удара кнутом. Почти все носили железные браслеты с парой звеньев цепи, символом их рабства. В таверне шепотом рассказывали о Железных Братьях, установивших власть над этой землей и продвигавшихся дальше на северо-восток.

Стократ не пошел вдогонку за Железными Братьями. Его любопытство было сильно, но предчувствия – сильнее. Он свернул к югу и долго бродил в болотистых и жарких местах, где жабы умеют подражать человеческому голосу. Потом свернул к северо-западу, дошел до Великой Бухты, прошелся вдоль побережья и снова пошел на восток.

И вот он вошел в предместья Оврага, и вокруг была совсем другая страна. Железные Братья, много лет наводившие ужас на эти земли, истребили сами себя, сцепившись в междоусобице. Теперь вокруг была разруха, порой даже голод, и на каждый колосок претендовали, кроме пахаря, двое разбойников.

Стократ прошел через разоренную землю, не задерживаясь. По дороге он спас крестьянскую семью, осажденную шайкой головорезов. Души разбойников ушли в траву и воду, крестьяне благословили Стократа и дали ему хлеба в дорогу, но он не был уверен, что следующая шайка не сожжет их маленькое поле дотла.

Он шел на восток, потому что там, как ему говорили, до сих пор царствует Лес. Об этом Лесе плели такие небылицы, что Стократ с каждым днем шагал быстрее – ему не терпелось увидеть своими глазами живые деревья и говорящие пни.

Человеческое жилье попадалось все реже. Наконец, он целый день прошел, не встретив никого, по зеленой равнине, где полно было ручьев и озер, где можно было жить и возделывать поля, – но по дороге встречались только развалины, обильно поросшие травой.

Он переночевал под открытым небом, лежа на спине и глядя на звезды. Вот уже много лет они не приближались и не удалялись, не стреляли друг в друга и не взрывались. Сонное спокойствие царило на небе, и, глядя вверх, Стократ удивлялся, почему же так неспокоен Обитаемый Мир.

Наутро он поднялся на пригорок и увидел внизу самый густой лес, какой ему приходилось видеть в жизни. Деревья на опушке стояли стволом к стволу, и между ними нельзя было протиснуться.

Замедлив шаг, Стократ спустился с пригорка. На опушке невиданного леса стоял домишко, сложенный из песчаника. У входа маячил толстый парень и смотрел на Стократа, разинув рот, как на шестиногую собаку.

– Я путник, – сказал ему Стократ. – Никогда раньше не видел?

– Видел, – парень захлопал глазами. – Видел, конечно, тут так и шастают…

Стократ не понял, для чего он врет. Скорее всего, ни для чего – парень привык врать для собственного развлечения.

Пригнув голову в дверном проеме, он вошел вслед за парнем в темноватое сырое помещение. Там стоял деревянный стол – Стократ удивился, ему говорили, что вассалам Леса запрещено рубить и жечь дерево, плотничать и столярничать. Парень уселся за стол с важным видом и развернул свиток:

– Кто ты и по какому делу идешь во владения Леса?

– Я бродяга. Иду, куда глаза глядят, для собственного удовольствия.

– А… меч тебе зачем?

Стократ пожал плечами:

– Обороняться от злых людей.

– А-а, – с непонятным выражением повторил парень. – Ты законы Леса знаешь?

– Нет, разумеется. У Леса есть законы?

Парень поглядел на него, как на дурачка.

– Дикий народ живет на западе, – сказал с сожалением. – Держи…

Он протянул тончайшую деревянную пластинку, на которой чернилами были выведены не вполне понятные каракули.

– На землях Леса ты платишь налог, как все жители. Ежедневно.

– Каждый день?! Интересные у вас порядки… Какими деньгами?

– Никакими, – парень нахмурился. – Слушай… там, к западу, люди живут?

– Немного. Земли свободной полно.

– Я бы ушел, – сказал парень с тоской. – Но у меня здесь мать, сестры, невеста… Если я уйду, они будут платить за меня.

Он вдруг разозлился и закричал на Стократа:

– А ты, если идешь, так иди! Вон проход, ведет прямо к городу, иди, если хочешь, я за тебя не отвечаю!

– Чем вы платите? – спросил Стократ, стараясь прогнать наихудшие подозрения.

– Временем, – сказал парень и опустился на табурет. – Иди, в трактире тебе лучше объяснят.

* * *

– Вот табличка, видишь? – служанка вышла из-за стойки и плюхнулась рядом. – Я отмечаю на ней, сколько уплачено. На подневольных землях, от нас к востоку, там все просто: к двадцати пяти годам уже седой, а к сорока от старости помираешь. Это называется тяжелый налог. А у нас легкий. Вызывает меня хозяин, трактирщик, стало быть, чтобы отругать за что-нибудь. А я на табличке своей делаю зарубку… И вот пожалуйста: уже вечер, он меня отругал, и заново пол драить заставил, только я это время Лесу отдала. И – вот он, вечер, отдыхай, спи, к милому под бочок, все можно!