Чаша судеб - Елизавета Дворецкая Страница 48

Дарована не любила своего несостоявшегося жениха, она даже не знала его толком, но это вовсе не означало, что его жизнь и смерть были ей безразличны. Да и кто не пожалел бы о молодом, красивом, добросердечном парне, единственном наследнике княжеского рода?

– И не знаю толком, что с сыном моим, даже тела подобрать не смогли… – бормотал князь Велемог, закрыв лицо ладонями, так что Дарована едва смогла разобрать слова.

У нее не находилось ни единого слова утешения: слишком хорошо она понимала, что утешить князя в потере единственного сына невозможно. Наконец он поднял голову, и лицо его казалось мертвым, взгляд тускло мерцал из-под полуопущенных век.

– Так вы домой едете? – спрашивал он, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. – По этому берегу думаете? А если на тот? Ведь у нас там надежнее. А тут догонит ведь…

– Да. Да. Можно и так, – односложно отвечал Рьян, хмурясь и с ужасом думая, что еще немного, и он сам мог бы потерять княжну, как славенский князь потерял сына.

– Поедемте с нами, – предложил наконец Велемог. – Так надежнее. Что вам одним? У вас пять десятков, у меня – сейчас шесть, потом еще, даст Сварог, соберутся. Не от Держимира, так от прохожего лиходея вернее оборонимся.

Рьян призадумался. Неизвестно, лучше или хуже им будет, если дрёмичи все же нагонят их и застанут вместе с речевинами.

– Хорошо, мы поедем с вами, – решила Дарована. – Спасибо, княже.

Ей было больно видеть Велемога в таком неисцелимом горе и не хотелось отказывать ему в чем-то. Тем более что он прав: если всем вместе перебраться за Истир и дальше ехать по земле речевинов, то путь до самого дома будет безопасен.

Князь Велемог поднял на нее глаза и задержал взгляд, точно ее голос пробудил его от забытья и он впервые ее увидел. Лоб его немного разгладился, уголок рта дернулся. Конечно, утолить его печали ее присутствие не могло, но при виде этой девушки беспросветный мрак в его душе чуть-чуть расступился, словно Дарована осветила его светом своих рыжевато-золотистых кос, золотых глаз, белой кожей и нежным румянцем. Она принесла ощущение, что не все еще пропало, что Велемог не вовсе забыт удачей. Войско и Светловой были потеряны, но встреча с Дарованой могла послужить некоторым утешением. И еще каким! Ведь князь Велемог пошел в этот поход ради нее. Причина похода, наполовину ложная, обернулась единственной правдой. Он повел речевинов освободить княжну Даровану, и вот она среди них.

– Поедем со мной, – чуть погодя снова повторил Велемог.

Сейчас для него важнее всего было закрепить за собой хотя бы отблеск удачи, и Дарована поняла, как много для него значит ее согласие.

Она хотела ответить, но перед лицом его горестей любое слово казалось лишним, и она просто кивнула. Может быть, Великая Мать для того и проводила ее из святилища, чтобы она помогла человеку, которому, кроме нее, никто не может помочь?

* * *

Первый день на огнище своего рода Смеяна провела как в тумане. Она не могла поверить, что пришла к своим, и Листопадники, как их прозвали соседи («у них что ни голова, то вечный месяц листопад»), не могли поверить, что это не Молодина, дочь Благины и Годины, вернулась к ним, а внучка. Услышав о давней смерти своей дочери, бабка Благина попричитала немного, но больше по обычаю – уж слишком давно она свыклась с мыслью, что дочь потеряна навсегда, и радость по поводу прихода внучки вытеснила отголосок скорби.

Смеяна вглядывалась в лица, новые и словно бы знакомые с рождения, и ей казалось, что весь род Листопадников – это единое существо, многоголовое и многоглазое. Она еще не запомнила, как кого зовут и кто кем кому приходится, но каждый из этих людей казался ей продолжением ее самой. Сразу она запомнила только бабку Благину с дедом Годиной, тетку, сестру матери, и ее дочку. Двоюродная сестра Игрёна не сводила глаз со Смеяны и изредка протягивала руку – потрогать. Это выглядело смешно, но Смеяна и сама то трогала всех, то снова кидалась обнимать бабку. Игрёна не отличалась красотой: у нее лицо было еще круглее, нос вздернут еще сильнее, чем у Смеяны, а в желто-зеленоватых глазах горело такое восхищение, что Смеяна даже смутилась.

– Значит, ты Князя Рысей дочь? – несколько раз переспрашивала Игрёна. – Да оно и видно. У тебя глаза какие-то… не такие.

К подобному Смеяна привыкла еще у Ольховиков, но здесь весь род от мала до велика смотрел на нее не со снисходительным упреком, а с благоговейным восторгом. Все они видели в ней драгоценный подарок судьбы: живая часть леса, дочь лесного покровителя рода была в их глазах священным существом.

– А ты видела Князя Рысей? – спрашивала Смеяна у Игрёны.

– Видела. Мы все видели. Только давно. Бабка говорит, раньше, когда меня еще не было, он часто к нам приходил. А потом, как Щеката Молодинку прогнала, он на нас прогневался и стал редко приходить. Может, раз в год.

– Эта Щеката – ваша ведунья?

– Да. Она на опушке живет, где от Истира дальняя дорога.

– Почему дальняя?

– Потому что он разливается сильно. Одна дорога, ближняя, по самому берегу идет, это для сухого времени. А как он разольется, так ее затопит. Тогда по дальней дороге ездят. Вот она и живет на перекрестке, где тропа от нас на дальнюю дорогу выходит.

Смеяна кивнула. Князь Рысей сказал, что она должна будет жить в доме прежней ведуньи, а ей вовсе не хотелось жить на перекрестке. Перекресток – место нечистое, любимое злыми духами.

Но сейчас она не стала об этом говорить. Род Листопадников благословлял небо, пославшее ему новую ведунью гораздо лучше прежней, соединившую в себе кровь человеческого рода и кровь леса. И Смеяна очень хотела быть им полезной. Даже Чаша Судеб, столько месяцев бывшая ее целью, больше не вспоминалась ей. Чего еще искать, когда наконец-то все ясно!

Увлеченная знакомством с родней, волнениями и размышлениями о судьбе, Смеяна совсем забыла о князьях, о битве. И когда один из дядек велел женщинам собирать детей и прятаться – едут чужие люди! – Смеяна скорее удивилась, чем испугалась.

– Ой, ведь верно! – Бабка Благина обняла ее, словно хотела спрятать чудом обретенное сокровище. – Мы с тобой, голубка моя, и позабыли. Ведь, говорят, страшная битва поутру учинилась возле самого Макошиного. Чужие, говорят, князья бились с нашим. И невесть, кто кого одолел…

– Наш князь одолел! – уверенно сказал дед Година, высокий и крепкий, с полуседой-получерной бородой шириной во всю грудь и длиной до пояса.

Смеяна уже узнала, что у дрёмичей – в ее родном племени! – сохранился древний обычай, по которому муж приходит в род жены. Хорошего же жениха нашла себе когда-то Благина! Как видно, был первый парень в округе! Година уже успел рассказать внучке, что в молодости не раз ходил воевать под стягом князя Молнеслава и вправе судить о ратных делах. У него даже имелся меч, когда-то подобранный на поле в качестве добычи и еще вполне годный в дело.

– Не может наш князь на своей земле не победить! – продолжал дед Година, и родичи слушали его с уважительным доверием на веснушчатых лицах. – Князь Молнеслав сынка много чему научить успел. Так что Держимир молодой любого ворога одолеет!