Тени войны - Алекс Орлов Страница 47

В глубоком часовом колодце гулко зашумела вода из перевернувшейся переполненной чаши — это означало, что пора идти в особую комнату. Алкаи, громко сопя, протопал по винтовой лестнице и, тяжело дыша, ввалился в абсолютную темноту. В брюхе у него, как обычно, завибрировало, и зачесались пятки. Все это происходило от страха. Хотя и не первый год, один раз в десять закатов приходил сюда старший жрец, но от зуда в пятках и этого страха, аж до бурчания в кишках, не мог избавиться никак.

Вот опять в нишах появились тусклые холодные огни, которые постепенно наливались силой и принимали отчетливый ультрамариновый оттенок. Постепенно проявлялись контуры, и в двух нишах появились живые изображения людей. Их глаза закрывали серебристые очки, разбрасывавшие яркие искрящиеся блики.

— Мы приветствуем тебя, старший жрец! — раздался голос одного из обитателей ниши. — Что, хороши ли дела в храме, все ли в порядке?

— В порядке, божественные посланцы, — пролепетал Алкаи и поклонился.

— Что нового в достойном Тротиуме с тех пор, как там правит император Ахха?

— Нового? А что нового? Подданные любят его, прославляют. Деньги на содержание храма из казны императора поступают вовремя. Разве что в императорском дворце теперь живет прекрасная пленница. Ее зовут Анупа.

Соглядатаи говорят, что для наших мест это красота невиданная.

— Откуда же взялась эта красавица? — спросил другой божественный посланец. — Ведь женщины империи, даже горянки, имеют некрасивые серые и сумрачные лица.

— Она из дальних мест. С берега океана, божественные. Тамошние густые леса в изобилии были населены сильными и красивыми людьми. Это племена муюмов. Но теперь какое-то поветрие погубило их. Неведомая сила уничтожила всех. Не пожалела даже маленьких детей.

— Ведь это странно, что одна Анупа, как ты ее называешь, выжила из такого многочисленного племени. — Голос звучал из ниоткуда, и губы посланцев не шевелились.

— Она не одна. Мне докладывали, что с ней рядом был какой-то человек с лицом, заросшим волосами.

— С бородой?! Ты говоришь, он был с бородой?! — одновременно воскликнули посланцы, и на их непроницаемых лицах появилось заметное беспокойство.

— О посланники Железного Отца, мне непонятно ваше священное слово «бо-ро-да». Что оно значит? Простите мое невежество. — И Алкаи упал на колени.

— Ну полно, наш младший брат. Скоро ты умрешь и воссоединишься в эфирном облике со всеми нами и узнаешь все, что тебе надлежит узнать. А теперь расскажи нам об этом пленнике подробнее.

— В сущности, я больше ничего не знаю. Знаю только, что этот пленник навлек на себя гнев императора. Великий Ахха соизволил сделать Анупу своей женой и матерью будущего наследника, а лохматый пленник, как мне докладывали, устроил большой скандал и даже пытался — о ужас! — Алкай даже глаза закатил, — напасть на императора. Его обмотали железными колючками и бросили в сырые подвалы старого замка. Теперь его наверняка сделают императорским рабом. Отрежут уши и руки по локоть. Но это лучше, чем быть слепым и работать в шахте. Многие рабы позавидовали бы этому пленнику. Он будет одет и сыт. — Алкаи закончил и ждал, когда его спросят еще о чем-нибудь. Наконец голос из ниоткуда снова зазвучал:

— А скажи, старший жрец, как часто тебе приходилось слышать о людях с заросшим лицом?

— Никогда, божественные.

— И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут?

— Я точно не помню, великие посланцы. — Алкаи наморщил лоб и стал вспоминать. — Дотти… Нет, Дорти, нет, не Дорти… Вспомнил! Его зовут Морри! Мне докладывали. Великий Ахха так и сказал: «Иди, Морри, ты ведешь себя строптиво, но я по своей милости оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне мог лишить тебя головы». — Алкаи, договаривая, заметил, что ультрамариновые изображения меркнут: посланцы исчезали, не дослушав.

Морис валялся на холодном и сыром полу в подвале, и мысли его, впервые за столько времени, были далеко от этого города и вообще планеты. Впервые он ощутил себя не существом, пытающимся во что бы то ни стало благополучно выбраться из сложившейся ситуации, а пришельцем, чужаком.

Где-то в глубине души Морис чувствовал зарождающийся протест: «Как и кто уничтожил тысячи людей и наши корабли с десантом? Кто сделал нас такими беззубыми? Ведь уничтожены лучшие силы, лучшие!»

Вспомнился Алекс — Алексис Линдер. Симпатяга, умница и хороший друг; нет его, остался лежать он на этой планете.

Тим — румяный, добрый парень — и его теперь нет. А толстый Порк? «Где они, Лист, ответь! Нечего тебе ответить. И ты не имеешь права пускать слюни.

Слишком много ты потерял. Слишком большой счеу тебя, Морис, к неизвестному врагу, злобному и опасному. И если ты умрешь, то кто предъявит этот счетк оплате?! Ты, ты давал в Школе присягу! Ты присягал на верность нации, всему Сообществу! Помни о долге, помни!»

По ногам его бегали здоровенные насекомые, но Морис уже не обращал на них внимания. Он был полностью во власти своих мыслей.

«Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Вел себя как мальчишка. Полез драться с императором. Хорошо еще, что эти обезьяны на месте башку тебе не открутили. Да, Морис! Опять подвела тебя женщина!» Узник со злостью отшвырнул какое-то особенно зловредное насекомое, которое упорно пыталось забраться ему в рот.

Нахальная животина треснулась в темноте о дальнюю стену и затихла.

Морис вздохнул, и в его голове продолжился парад невеселых мыслей: «Вот незадача! Ну конечно, конечно. Влюбчивый очень. Как хладнокровно ведь действовал, и даже талантливо, до появления этой проклятой бабы. Как бабы — так неудача. Эх, добраться бы до тех, кто здесь с нами так шутит!.. Ну да ладно, сочтемся. Все, Морис, никаких теперь глупостей. Выжить… Главное — выжить!.. Любовь побоку. Пускай Анупа сама выбирается как хочет». После того как эта мысль появилась в мозгу, возле сердца у Мориса что-то неприятно зашевелилось. Из темноты возникли такие добрые, красивые, преданные глаза.

Узник как будто почувствовал прикосновение теплых ласковых рук. А на губах появился вкус поцелуя.

— Нет!!! Нет и нет! — заорал Морис и изо всей силы ударил по полу кулаком.

Во все стороны брызнула липкая и вонючая жидкость от раздавленных насекомых.

— Я сказал, нет… — сквозь зубы процедил Морис уже тише, судорожно сглатывая и пытаясь избавиться от спазмов, сдавивших горло. — Все, я успокоился. И когда я выйду отсюда, я стану другим, а точнее, прежним Морисом Листом. Трезвым и рассудительным, хладнокровным и коварным.

Беспощадным к врагам нации.