Клад стервятника - Сергей Челяев Страница 47

— Учти, если ты собрался палить во все стор-роны, одну маленькую летать, — сказала она, не сводя настороженных глаз с неба. — Свалка — любимое место дислокации местных банд. Они собирают дань с каждого сталкера, как баскаки хана Батыя — с ними не договоришься. Сталкеры для них — как свеж-жее говно для мух.

— Фи, мадам, что за манеры, — поморщился Гордей.

— Так что твой первый же выстрел на Свачке, — невозмутимо продолжила Анка, казалось, не расслышав его реплики, — это выход в бандитский эфир открыт-тым текстом: я здесь, вот он я, берит-те меня голеньким. И поверь, на этот сигнат тотчас слетятся такие мух-хи, что я не позавидую говну.

— Ранен? — улыбнулся Гордей.

— Убит, — отрезал я. — Твой линкор потоплен, Гордей. Но я слышал, редко какой сталкер сумел миновать здешние края без стрельбы.

— Я просто предупредил-ла, — пожала узкими плечиками девушка. — К тому же патроны надо беречь.

Она была права: в недоброй сотне метров впереди начинался аномальный пояс, о котором меня заранее предупредил Комбат. Там нередки «электры» и «ведьмин студень», в промежутках между мусорными кучами любит скапливаться огромными комками жгучий пух.

Справа я уже разглядел в бинокль три облачка горячего пара и слоистый воздух, разлитый под ними, как жидкие зеркала из причудливого матового студня. Это были следы подземного кипения «жарок», и я мысленно вознес хвалу и Господу Богу, и Хозяевам Зоны, и даже Черному Сталкеру, хотя, на мой взгляд, мы с ним пока чалимся в сложных отношениях, что до ночи еще далеко. В темноте «жарку» не разглядеть, выручает только детектор аномалий, да и тот лучше бы настоящего китайского производства.

Я нащупал в боковом кармане комбеза увесистую горсть гаечек и шурупчиков. Ночами на Свалке лучше ими не разбрасываться — того и гляди разбудишь и активируешь какую-нибудь Большую Аномальную Хрень. А для них Свалка — благодатная почва, прямо- таки дом родной.

— Родительский дом, мочало мочал… — промурлыкал я голосом блудного попугая Кеши. И тут же получил тупой, но очень болезненный удар в лоб.

Я опрокинулся на спину как куль с песком, только еще ноги не задрал в эротической позе «не для мужчин № 4». И лишь краем глаза увидел острый росчерк двух черных крыл, мелькнувший над головой и пропавший за двухэтажной кучей щебня и разломанных домовых панелей.

Гордей тут же повел дулом автомата, выцеливая увертливую пернатую тварь, но Анка решительно положила руку на ствол.

— Очень эротично, — поморщился очкарик.

— Поздно, Машка, пить боржом-ми, — одними губами процедила наемница, медленно поводя головой из стороны в сторону для широты обзора. — Печ-чень отвалилась… Он не нападал, просто предупредил. Тут — его территор-рия, и черный поморник будет защищать ее от любого пришлеца.

— Они откладывают яйца? Тут?

Гордей недоуменно обвел рукой благоухающие кучи старого компоста — и кто его только тут складирует?

— Яйца тут только отбрас-сывают. Такие экологи, как ты, наверно, — сурово изрекла дева-воительница. — Чайки же предпочитают гнездиться у воды. Независимо от среды их основного обитания. Я же сказала, тут — территор-рия их жизненно важных интересов.

Я невольно вздохнул.

Теперь девушка вовсе не походила на ту ласковую и податливую жрицу любви, какой она предстала передо мной в первую и последнюю ночь нашего знакомства. Хладнокровная, расчетливая, всегда начеку — сейчас она вела себя как кадровый офицер, который подался в военсталкеры за длинным рублем. Анка словно в одночасье сменила изящный и привлекательный композит эротического белья из гардероба своих жизненных масок на пропыленный камуфляжный комбез.

Положим, сейчас ей так удобнее. А вот от чего она защищалась в этой своей ипостаси, явно более ей привычной, как дошла до жизни такой и, главное, что будет дальше между нами, для меня было покрыто тайной.

Вернувшись из области эфирных грез в пахучую реальность, я отметил, что поблизости и вправду не стало крыс. Раньше, еще полчаса назад, нет-нет, да и выскочит какая-нибудь хвостатая дрянь из-под кучи щебня, злобно окрысится в нашу сторону, встопорщит жесткие усы — и бегом, только хвост успевает волочить. Теперь же ни одного грызуна-мутанта нам не попалось, за исключением тех, кого выхватывали из отбросов зоркие чайки.

Анка быстро осмотрела мой лоб, подула на него с какой-то привычной материнской сноровкой. И это была еще одна ипостась нашего многоликого ангела- хранителя в камуфляжной форме. Точно она уже вырастила и поставила на ноги целый выводок озорных и неугомонных ребятишек, для которых получить в лоб клювом от здоровенной хищной чайки-убийцы — самое привычное дело.

К счастью, голова осталась цела, лишь слегка оцарапана. Поморник напал уже на излете, да и я, видимо, успел инстинктивно отклониться. Иногда у меня чувства все-таки опережают разум, и примером тому — не только наша с Анкой любовная ночь.

Однако на лбу уже темнел огромный синяк, и мне очень повезет, если правый глаз не заплывет. Вот левый — еще куда ни шло, даже целиться удобней, хотя правым глазом я видел хуже. Но такова уж сила армейской привычки. К тому же левши всегда вызывали у меня неосознанное опасение и желание сторониться их подальше.

— Ну, что, — подытожил это маленькое приключение Гордей, — на высоте практически уровня моря отца Федора укусил орел?

— Вот сейчас как замахнусь на одну маленькую, но оч-ч-чень гордую птицу, — проворчал я, осторожно потирая ушибленное место. — Тебе бы так.

— Не желай добра ближнему, огребешь взамен сполна, — ухмыльнулся Гордей. — Добро, оно ведь сделано из зла, как сказал один мудрый человек.

— Ага. А другие за ним повторил-ли, — передразнила его Анка, теперь переключившая внимание на два островерхих холма из битого, оплавленного стекла. Они словно приглашали: пройди между нами, дружок, и будет тебе тотчас счастье.

— А знаешь, на этот раз ты права, — с интересом глянул на нее Гордей. — Читала в детстве правильные книжки?

— Только с картинк-ками, — отрезала Анка. — А что до вашего добра, то тут его и вправду больше не из чего сделать. Одно зло кругом. И дерьмо.

Она обвела рукой малопривлекательный ландшафт. И тут же вскинула автомат. Досылать патрон в патронник ей не понадобилось — наша дева-воительница всегда держала свой танковый бесприкладный АКМ на боевом взводе.

Между стеклянными холмами как в сказке материализовался человек в стеганом строительном шлеме со шнуровкой, выцветшем солдатском бушлате, потертых до седины джинсах и огромных резиновых сапогах на толстой подошве. Между прочим, лучше и эксклюзивней обувки для Свалки не придумать.

Житель Свалки был ярко выраженным кавказцем, чернобородым, плотным, коренастым, невысокого роста, но с необычайно длинными, я бы даже сказал обезьяньими руками. Причем левое запястье он плотно обмотал грубой материей вроде брезента или кожей, под которой скорее всего было что-то набито. Мне показалось, что рука вывихнута, но не сломана, и кавказец попросту наложил на нее грубое подобие шины, сохраняющей руке подвижность.