Дар Прозерпины - Андрей Дыфо Страница 47

Обращаясь теперь к Ивану Ивановичу, Прозерпина осведомилась:

– Над казнью уже думали? Что выбрали?

– Думаю, крест.

– Пифон, это уже было, и не раз. Учитывай масштаб-то. Вспомни, кого мы распяли на кресте?!

– Ошибся, прошу прощения, не подумал, не учел, – стал оправдываться Иванов.

– Помнишь, какие были личности! Смерти не боялись – ее просили! А этот червь!!! Крест для сильных, мужественных, непокорных натур!

– Может, колесование… или в мешок и в реку.

– Колесование? Что за средневековье?! А мешок – ведь может и всплыть. Сколько раз такое было. Потом еще отпускать придется. Случайности нам не нужны. Кроме того, ты в который раз спутал ордалии с казнью.

– Электрический стул? – робко предложил Иван Иванович, помня, что говорил о новшествах этой эпохи генерал-аншеф Агалиарепт, вынужденный согласиться с Буэром – любителем технических новинок. – Или, может, укол?

Фрумкин был поглощен тягостными раздумьями. Нелегко, право, слушать, как выбирают, будто блюдо из большого меню, способ твоей казни. Однако даже сейчас от него не укрылось, что с Ивановым-Пифоном творилось что-то неладное. Такой энергичный, лихой и заводной, он весь как-то скис, выглядел растерянным и нервным, лоснящееся всегда лицо резко перебороздили морщины, оно как-то сразу потускнело, румянец пропал… Главный распорядитель даже отдаленно перестал напоминать того уверенного в себе почтенного мужа, джентльмена и денди, которым был еще полчаса назад.

– Самый гуманный способ умерщвления? Это разве для героев?

– Гильотина?

– Что, вспомнил Французскую революцию? Мне казалось, мы уже тогда в гильотину наигрались на всю оставшуюся жизнь. – Прозерпина ходила вокруг да около, что приводило в неописуемое смятение Ивана Ивановича, который теперь больше всего боялся утратить свой авторитет, тем более вся сцена разворачивалась на глазах других демонов. Он вился, сновал вокруг трона, не находя приемлемого решения. Наконец игра в кошки-мышки с Пифоном прискучила Владычице, и она сама предложила вариант.

– Так. Приказываю завести на купол стадиона… это достаточно торжественно… с одной стороны, а потом распылить на все четыре стороны, что весьма гуманно, учитывая, как жертва страшится боли. Таким образом, казнь под стать ситуации и, тем не менее, со вкусом.

– Гениально, – выпалил Иванов и захлопал в ладоши. Владычица обвела взглядом немногочисленную свиту.

– Вы правы, ваше величество.

– Несомненно.

– Восхитительно.

– Лучшего варианта не найти.

И так далее, в том же духе на все лады пели многоногцы, многорукцы, треглавцы и прочие члены свиты, иногда хлопая конечностями, иногда мотая головой от удовольствия и предвкушения казни.

* * *

Во время разговора с Фрумкиным и обсуждения казни никто из окружения Владычицы не заметил, как в здание стадиона пробрался человек. До поры он скрывался за рядами сидений, но, когда увидел, что свита окончательно потеряла бдительность, занятая демонстрацией своих восторгов по поводу мудрого решения Черной принцессы, выскочил из своего убежища и помчался к центру арены, на ходу выкрикивая стандартную для задержания фразу:

– Вы все арестованы! Руки за голову, всем лечь на пол!

– А это еще кто такой? – спросила Черная принцесса, удивленная внезапным появлением человека.

Пока Андрей Макаров безуспешно призывал всех собравшихся заложить руки за голову и лечь на пол, Иванов пытался оправдаться перед Прозерпиной за инцидент с вторжением на судилище постороннего:

– Понимаете, госпожа…

– Нет, не понимаю. Кто он? Почему он не со всеми? Как проник сюда? Отвечай кратко, по сути!

– О Великая Владычица! Этот недостойный представитель рода человеческого… Он нам не подчиняется… Он… Гм…

– Короче, Пифон!

– Госпожа, на этом человеке лежит печать… Ну, вы понимаете… Ему, конечно, можно кое-что инкриминировать… Например, он оказался в ситуации, когда, независимо от поведения, все равно имел прекрасный шанс очутиться со всеми.

– Так почему же ты им не воспользовался?

– Видите ли… Дело было так. Он милиционер, и ему начальник, который, к слову сказать, зарекомендовал себя большим нашим поклонником как большой любитель и знаток презренного металла, поручил расследовать дело о пропаже сограждан. Ну, вы понимаете… Полковник Полетаев строго-настрого запретил этому недостойному ваших очей отщепенцу выходить из здания управления, а он вышел, тем самым нарушив приказ, свое слово, грубо попрал субординацию и установленные в этой структуре правила. Однако если бы он их не нарушил, то также имел шансы оказаться среди прочих, поскольку пошел бы против долга, который толкал его продолжать расследование и спасать своих товарищей…

– Спасибо, не продолжай, я все давно прекрасно поняла. В этой истории неясно только одно, почему в таком случае он не со всеми? И что он все-таки делает здесь?

Иванов наклонился к темной Принцессе и что-то зашептал ей на ухо. Фрумкин, стоявший не так далеко и к тому же с детства обладавший превосходным слухом, расслышал обрывки фраз: «…не все так просто… светлые… вступились… не разрешают… он один на весь город такой».

Принцесса понимающе кивнула.

Андрей Макаров ровным счетом ничего в происходящем не понимал, но продолжал демонстрировать всем свое удостоверение в открытом виде, другой рукой переводил ствол пистолета с одного подозреваемого на другого. Стоит ли говорить, что его требование заложить руки за голову было грубо проигнорировано.

– Ну, что же ты не стреляешь? Или струсил? – спросила Прозерпина, грозно поведя головой.

Макаров, будто не слыша ее, повторял, как заклинание: «Всем руки за голову, лечь на пол». Прозерпина подала сигнал своим людям, и вот уже первый двинулся к Макарову. Андрей перевел свой пистолет на него, но смельчак оказался настолько странным, что стрелять было как-то неудобно. Карлик без головы с длинными тонкими ручонками.

– Гражданин начальник, а мне куда руки складывать? У меня нет головы. Что делать будем?

– Чем же ты говоришь?

– Боюсь, мой ответ сильно разочарует тебя, а тебя огорчать не велено. Так что уж извини. – И забавно засеменил в сторону.

Следующим к Андрею подошел изящно, строго одетый, степенного вида джентльмен с тростью.

– Молодой человек, вы предлагаете мне лечь на траву. Прямо в «тройке», к вашему сведению, только что приобретенной? Вы в своем уме? За испорченный костюм вы мне платить будете? Да у вас оклад в три раза меньше, чем стоит пиджак от этого костюма. А будете стрелять, подавно испортите, и, тут уж не серчайте, я вам башку откручу и, вообще, устрою рекламную кампанию возможностей генерал-аншефа Агалиарепта по полной программе. Глазом моргнуть не успеете, как будете у меня на сковородке на третьем уровне жариться. А масло я сам подливать буду. Поняли?