Кровь и честь - Андрей Ерпылев Страница 47

А вокруг них все никак не желал затихать круговорот, вызванный неожиданным, как снег на голову, появлением всеобщего любимца. Служанки и лакеи, повара и садовники, все желали поглазеть на внезапно появившегося, по слухам, из дальних стран, да еще с ба-а-а-льшущим орденом, Сашеньку, засвидетельствовать ему свою любовь и почтение, оказать услугу или просто окунуться в радостную суету встречи нежданного, но от того не менее дорогого гостя. Стол уже и так ломился от самых разнообразных яств, но их продолжали тащить и тащить из кухни, погребов и заклетов, не обращая внимания на протесты виновника торжества и ловя лишь мимолетное движение брови барыни, поощрявшей или отвергавшей очередное лакомство.

— Вот так я и добрался до Бежцов, — завершил свой рассказ Саша. — А тут Трофимыч как напустится на меня!.. Прямо за выходца с того света какого-то принял! А ведь я только потом понял: луна сзади светила, я от ходьбы весь в пару был, вот и сошел за привидение!.. За фамильного призрака, как в Англии!.. И чего это ему в голову пришло?..

— А что ж ты пешком-то, Сашенька? — спохватилась Мария Николаевна. — Неужто так спешил, что к нам, на Пушечную, не заглянул? Там бы папенька авто распорядился подать…

— Да я, это… — смешался «герой», покраснев. — Решил вот сюрприз вам сделать… Хотел сам машину арендовать, да денег не было… — и замолчал окончательно, поняв, что сболтнул лишнего.

— Как это не было? — всплеснула пухлыми ладошками матушка. — Как же тебя командир без денег-то отпустил? Такие версты… Или обокрали мазурики? А может, связался с дурными людьми да прокутил в дороге? В карты проиграл?

— Да не так все это было, мама…

А как? Неужели рассказать матери про генерала-вора, про перстень афганского эмира, про нищего калеку, про погибших друзей и то страшное, что случилось с ним самим в далекой горной стране? Про то, что сейчас кажется если и не сном, в котором сплелись воедино кошмар и сказка, ужас и радость, боль и наслаждение, то причудливой историей, сюжетом авантюрного романа. Нет! Все уже позади, и пусть романом и остается!

— А где дедушка? Почему он к столу не вышел? Нездоровится? Мне надо поговорить с ним…

Почему же матушка опустила взгляд? Зачем взялась старательно разглаживать ладонью крошечную складочку на скатерти, на которую в другое время и внимания бы не обратила? И почему по нестарому еще лицу сползает слезинка?..

— Мама!

— Мы не хотели сообщать тебе, Сашенька… Решили сообща, что так будет лучше… Пусть, мол, начинает службу без мрачных мыслей…

А у Александра словно пелена с глаз упала. Не веря, что такое может быть, он только сейчас заметил, что матушка одета как-то чересчур строго, в темное, что любимого дедушкиного кресла нет за столом, что исчезла куда-то со стены фривольного содержания картина, привезенная им некогда из дальнего похода, глядя на которую он, закручивая ус, мурлыкал всякий раз не самый грустный мотивчик. И все, включая перепуганного привратника, встало на свои места.

— Собирались написать, но потом…

— Когда?..

* * *

— …тогда и преставился раб Божий Георгий…

Отец Варсонофий, живший при домовой церкви Бежецких, ложился спать рано, но отказать Марии Николаевне не мог. Теперь же он, раздирая рот в зевоте, поминутно крестясь и путая ключи, пытался отпереть замок фамильного графского склепа, где покоились бренные останки всех пращуров Александра, начиная с генерал-аншефа Платона Михайловича, упокоившегося еще в царствование Великой Екатерины. Многие соседи любили пошутить над Бежецкими, называя их церковь «Петропавловским собором», [20]но традиция соблюдалась неукоснительно уже скоро как четверть тысячелетия. А сам склеп теперь был самым старым строением в усадьбе, после того как «старый» графский дом вместе с первой церковью сгорел в одночасье в начале позапрошлого столетия, подожженный взбунтовавшимися в очередной раз крестьянами. В отличие от деревянных строений, каменный, упрятанный в земле «бункер» благополучно пережил и этот, нередкий в те времена, бессмысленный и беспощадный русский бунт, и нашествие Бонапарта, и множество других потрясений, включая черную страницу истории графской фамилии, когда один из проигравшихся в пух и прах предков вынужден был продать имение какому-то столичному нуворишу. Бежцы в течение без малого пяти лет тогда принадлежали совсем чужим людям и лишь по какой-то счастливой случайности не остались в их владении навечно.

Теперь в просторном церковном подвале совсем не оставалось места для новых могил. Каменные и чугунные плиты с именами, чинами и титулами членов многочисленной некогда семьи покрывали уже почти весь пол, и передвигаться приходилось по узким дорожкам между ними. Некрополь Бежецких уже однажды, в конце XIX столетия, расширялся, но теперь и новая «кирпичная» (в отличие от старой — выложенной природным камнем) зала была заполнена.

— Видимо, новый грот скоро придется рыть, — вздыхал ветхий батюшка, семеня впереди Саши с фонарем в руках (Мария Николаевна осталась наверху — как и многие женщины, она робела перед усопшими). — Совсем тесно покойничкам стало… Как Георгия Сергеевича предадим земле, так и вовсе некуда будет класть… Дядюшка ваш, Петр Георгиевич, предпоследнее место занял, а сам старый граф последнее займет… Ох, грехи наши тяжкие.

В склепе было прохладно даже в самый пик летней жары, а теперь стояла стужа почище, чем зимой на улице. И вскоре Саше стала понятна причина…

Гроб с телом дедушки стоял на возвышении, окруженном, как поначалу подумал молодой человек, стеклянными кубами. Лишь приблизившись, он понял, что то, что было принято им за стекло — гладкие, прозрачные параллелепипеды речного льда. Изо льда же был сложен и «постамент» для гроба. Потолок склепа искрился инеем, и дыхание ночных посетителей оседало на нем, добавляя мрачного великолепия графской усыпальнице.

— Батюшка ваш, Александр Павлович, распорядился все в таком виде оставить, чтобы вы, возвратившись, могли с дедушкой, искренне вас любившим, проститься. Очень уж он горевал перед смертью, что не дождется вас из дальнего похода, не простится перед тем, как навечно смежить вежды… А я и не возражал. Место это даже глубже чем на три аршина под землей лежит, так что покойный вроде как погребен по всем канонам…

— Как он умер, отец Варсонофий? — Саша остановился в двух метрах от гроба, не решаясь приблизиться, в то время как священник бодренько шаркал по всему помещению, зажигая расставленные по углам свечи, своим дрожащим светом превращающие лед и иней в россыпи сверкающих бриллиантов. — Вы ведь…

— Конечно, конечно… И соборовал дедушку вашего, и исповедовал, и отпевал потом… Легко умер Георгий Сергеевич. Не в тяжкой болести, не в страданиях… Всем бы нам так, прости Господи. Просто пришел его час, лег и не вставал больше кавалер наш. Все крутом скорбели, а он — нет. Лишь перед самой кончиной посетовал, что нет среди друзей и родни, окружившей его смертное ложе, внука его любимого… Вас, стало быть, Александр Павлович.