Черный властелин - Алексей Шеховцов Страница 47

Архивиста я нашёл достаточно быстро. Очередной «рекрут» в орден Соломона был молодым ещё писарем, чьим основным занятием было, наверное, копирование священных книг, наподобие Святого Писания или неоконченной «Кебры нагаст», которую мне давал почитать в своё время абун. Юный соломоновец вытянулся перед наследником трона, в готовности исполнить августейшие приказания. Поприветствовав юношу в ответ, я велел ему записывать указ с моих слов.

– Я, Ягба Цион, сын негуса нагаста, милостью Господней принц всея Эфиопии, за проявленную в бою доблесть, – а что, она ведь сражалась на слоне рядом со мной, даже зажигалки кидала, – дарую женщине, именуемой Симран, свободу, а также подданство Эфиопии. Всё, поставь дату и дай мне на подпись. Потом скопируешь и занесёшь в книгу записей.

Пусть будет в записи. Отчётность – это наше всё. Насколько я не люблю чинуш-бюрократов, но должен признать, что бумажные следы и правильное ведение записей порой весьма облегчают жизнь. Особенно в бизнесе.

Пока архивист готовил чистовик мне на подпись, я смотрел на своё сопровождение. Берхан с Каасой удивлённо переглянулись, но молчали. Лицо индианки же выражало забавную смесь надежды, неверия и простого ошарашивания. В принципе я её понимаю. Девушку покупает здоровый негр. Учит языку, берёт её в поход. В походе вместо того, чтобы насильничать, целомудренно спит на ней, как на подушке. Потом, наконец, начинает с ней заниматься регулярным сексом. И вдруг с самого утра тащит непонятно куда… и, совсем не предупредив её, объявляет, что девушка теперь никак не рабыня, а очень даже свободная гражданка его страны.

Подписав указ, я не стал сразу возвращаться в мой лагерь, а отослал бойцов утрясать последние хвосты перед отбытием, сам же отошёл с Симран на пару сотен метров от армейского лагеря, вверх по ручью. Девушка молчала. Я, присев на камень у берега, смотрел по сторонам, впитывая красоты своей новой родины. Сезон дождей шёл на убыль, и сегодня выдался солнечный день. Кругом бушевала жизнь. Цветы и трава вдоволь напились и заполонили поляны и склоны. От деревьев неподалёку раздавалось счастливое щебетание птиц. У моих ног сновали муравьи (единственные, наверное, насекомые, которые не вызывают у меня брезгливости), а в широком ручье мелькали серебристой чешуёй мелкие рыбёшки. Ну а сегодня мир. Подумать только, я сейчас был на настоящей войне. Пусть она была скоротечной и довольно мелкомасштабной – всего одно сражение решило её ход, но это была война. Здесь убивали. Меня самого чуть не замочили в сортире… в прямом смысле. И я убил… Причём не одного человека, а пару десятков. Троих я кончил своими руками, в состоянии адреналинового шока… а потом закидывал врага гранатами, как в компьютерной игре…

Изменился ли я? Не знаю. Скорее нет, чем да. Близость с индианкой помогла мне отодвинуть воспоминания о бое подальше и сильно притупила ощущения от встречи со смертью. Сейчас я не могу сказать, что поверженные враги волновали меня значительно больше, чем персонажи, заваленные при прохождении очередного квеста в игре. Почему так? Я помню книгу американского полковника Дэвида Гроссмана. Он писал, что всякие стрелялки-рубилки, в которые увлечённо играют дети и взрослые, разрушают барьеры, что удерживают человека от убийства себе подобных. Полковник утверждал, что методы, которыми американская армия готовит своих солдат стрелять по живым людям, мало отличаются своими принципами от современных игр. Не удивлюсь, если он прав – ведь в своей жизни смертоубийством я занимался исключительно на экране компа или игровой приставки. А вот же, лично убил кучу людей и не сильно страдаю. Но ведь, может быть, игрушки здесь ни при чём и я просто не принимаю этот мир достаточно серьёзно: чёрная шкура – постоянное напоминание о том, что этот мир мне чужой. Или же всё ещё проще, и я на самом деле толстокожий социопат, которому убить человека – всё равно что высморкаться… На родине, слава богу, шанса проверить это предположение мне не выпадало. Вот такой вот весёлый расклад.

От самокопания меня отвлёк тихий голос Симран:

– Что теперь?

Пока я отвлёкся, она подошла сзади совсем близко ко мне, почти касаясь моей спины. Я задумался, подбирая слова, и, не поворачиваясь, ответил ей на хинди:

– Теперь ты можешь выбрать свой путь. Если хочешь, останься со мной. Если нет, я не стану тебя держать.

– С тобой? Зачем? Кто я тебе, принц? – Девушка тоже перешла на хинди, но говорила медленно, что помогало мне её понять.

Хороший вопрос. Кто она мне? Любимая женщина? Не смешите мои сандалии. Даже подругой назвать её, если честно, нельзя – мы ведь с ней практически не знаем друг друга, трудно общаться, всего лишь уча языки друг друга, да и времени было мало… Игрушка, рабыня? Упаси бог. Надеюсь, что я всё же не настолько сволочь (хоть и первый признаю, что я отнюдь не ангел) и никогда таким не стану… Секретарша? Это всего лишь внутренний ярлык, что я навесил на неё для собственного удобства. Всё, что могу сказать, – это то, что Симран для меня родственная душа, оторванная от своего мира. Хотя мне, пожалуй, намного легче – пусть я безвозвратно потерял свой мир, а у неё есть надежда вернуться, но я – в теле принца, а она была рабыней. Жаль, что не смогу девушке это объяснить – даже если мне хватит слов, то правды о себе ей сказать не смогу.

– Ты – Симран… Ты была рабыня. Мне не нужна рабыня. Лучше друг или помощник. Будешь ты им? Не знаю, решать тебе. Если останешься, у меня есть тебе место… Не хватает слов. – Я встал и повернулся к девушке: – Если останешься, будет трудно… много учиться, много делать. Будем вместе? Может, как раньше, если захочешь. Я – принц. Сейчас свободен, потом не знаю. Решать трудно, но решать тебе. Я дал тебе свободу.

С этими словами я достал кошель с серебром и вложил в руку индианки. Она отшатнулась от меня, и в её единственном глазу блеснула слеза.

– Это плата?

М-да, выглядит несколько двусмысленно.

– Нет. Плата ниже меня. Ниже тебя. Деньги – часть свободы. Для мужчины свобода – меч. Для женщины меч не подходит. – Надеюсь, она меня правильно поймёт. – Думай, решай. Не бойся, я помогу всё равно.

Симран грустно улыбнулась и замолчала, посмотрев вдаль, туда, откуда взошло солнце. Так мы простояли несколько минут. Она думала о своём будущем, а я смотрел на неё.

Хочу ли я, чтобы она осталась? Да, хочу. И не только из-за секса. Да, она красива, но найти замену в постель теперь не составит большого труда. Нет… Мне нравится её смелость, её характер – увечье и рабство не сломали индианку. То, что она взяла в руки оружие и, поборов испуг, пошла со мной в бой, о многом мне сказало. Ещё мне легче, когда рядом есть человек, который может понять моё одиночество, пусть я и не могу рассказать ей об этом… И, в конце концов, мне действительно нужна секретарша. А у Симран, несмотря на то что она иностранка, есть все задатки: организованность, грамотность (она начала преподавать мне санскрит)…

– Я останусь с тобой, принц. Я тоскую по дому, но там меня никто не ждёт. – Индианка посмотрела мне в глаза и вдруг хитро улыбнулась. – А ты сам напросился – предложил мне остаться.

Я засмеялся и ответил девушке на амхарском: