Лесные твари - Андрей Плеханов Страница 47

Следующий день начался перекличкой и шмоном. После переклички увели Коляна и Федосеича, так они больше и не вернулись. Может быть, и вправду выпустили на волю за отсутствием состава преступления, а может быть, предъявили обвинение и перевели в СИЗО, чтобы оное преступление расследовать. В ИВС люди меняются быстро.

После завтрака в камеру впихнули сразу троих.

– А, Шалан! Здорово! – Митяй уже хлопал по плечу одного из новоприбывших – парня лет двадцати пяти, низкорослого, чернявого и крепкого, с татуировкой на правой руке. – Год ведь не виделись, а? Как там Папа Боря поживает?

– В больнице Папа Боря, – сказал Шалан, близоруко щурясь и дергая при каждом слове головой. – Излияние у него. В мозг. А как на больницу он пошел, сразу разборки пошли. Кутырь на нашу команду наезжает. Беспорядок пошел. У нас пятерых замели. И меня вот, как видишь. Плох Папа Боря. Крыша у него съехала, говорят. Как дальше будем, не знаю.

Они удалились на нижнюю шконку и продолжили разговор там. Говорили тихо. Дема не знал, о чем шел разговор, но судя по деланно-равнодушным скользящим взглядам, которые бросала на него эта парочка, речь шла о нем, о Динамите паскудном.

Демид знал, что в открытую затеять драку эти двое не смогут. Шум будет, вертухаи прибегут, вломят всем дубинками по почкам, а потом кинут в бетонный ящик для перевоспитания. Но чувствовал себя Демид очень неуютно. Плохо он знал здешние порядки. И бежать ему было некуда.

Бежать?..

– Эй! – забарабанил Демид в дверь. – Поговорить надо!

– Чего? – В окошке появилась усатая раскормленная физиономия. – Чего тебе?

– Почему меня к следователю не вызывают? Мне должны обвинение предъявить!

– Ничего тебе не должны! – Охранник смотрел на Демида равнодушно. – Какой день сидишь?

– Второй.

– Еще восемь дней у тебя в запасе. – Охранник повернулся, собираясь уходить.

– Эй! Эй! Подождите! Я хочу немедленно дать показания! Я требую, чтобы меня отвели к моему следователю! И адвокат... адвокат мне нужен.

– Фамилия как?

– Коробов. Демид Петрович.

– Щас.

Охранник зашагал по коридору и скрылся в комнатке по правую сторону. Звонил по телефону минут пять, орал что-то в трубку. Потом вышел, неся в руке лист бумаги и ручку.

– На тебе адвоката. – Сунул Демиду листок. – Пиши все, что влезет. Потом мне отдашь. Я передам куда надо.

И лязгнул замком. Демид ошарашено стоял с дурацким листком и чувствовал, что вся камера глазеет на него с презрением. Скомкал листок, запустил им в парашу.

– Козлы!

– Динамит! – подал голос Митяй. – Ты что-то резвый не по делу стал. Ты, Динамит, без нужды не гавкай, а то закукарекаешь!

Вокруг Митяя сидело уже трое – таких же отморозков. Ухмылялись паскудно. Радовались в предвкушении похабного развлечения. Четверо против одного в тесной камере – куда этот Динамит денется, сучонок фараонов? Изобьют как пить дать.

– Митяй, я что-то не понял. – Демид пренебрежительно усмехнулся. – Ты что, блатного из себя корчишь? А вы, братки, что ему в рот смотрите? Он же сявка, лох лапшовый. Пойдет потом малява, что на шестерку шестерите, что людям скажете?

– От кого пойдет-то, от тебя, что ли? – Митяй сидел, смолил здоровенной самокруткой из газеты. – Да кто тебя слушать-то будет? Ты, едрить в корень, долго не протянешь. Ты только на тюрьму пойдешь, разом под шконкой окажешься, в петушатнике. Если жив останешься.

Теперь только Демид начал понимать, что за новый запах появился в камере. Курили гашиш. Сладковатый дымок этот ни с чем не спутаешь.

«Что они, сдурели, что ли? Среди бела дня траву жабают? Дымище же по всему коридору пойдет. Вертухаи набегут как мухи на мед».

– Митяй, знаешь, кто ты? Ты дурак. Ты ни хрена ни в чем не разобрался, а уже в драку лезешь. Обкурился, что ли? Братишку твоего не я убил. И не закладывал я никогда никого. Не мое все это дело. Ни мусорам, ни блатным не подпевал я никогда. У меня своя песня. Понял?

– Понял... – процедил сквозь зубы Митяй и медленно поднялся на ноги. – Эй, ты, чухло, – обратился он к Пашке. – Ну-ка, иди сюда.

– Чего я? – заныл Пашка. – Митяй, ты это... Я ни при чем.

– Сюда. Стой тут. Рожей, рожей ко мне повернись. Митяй коротко въехал мужичку в солнечное сплетение, тот свалился крючком и заелозил по полу, беззвучно хватая ртом воздух.

– Вот видишь, Динамит, зверь ты такой, что ты с человеком невинным сделал? – Толстые губы Митяя разъехались в счастливой улыбке. – Ага, ты еще и морду ему разбил! – Он пнул Пашку ботинком прямо в лицо – еще и еще раз. – Нет, люди, смотрите, как он его уделал! Кровища так и хлыщет! Нет, ты смотри, как рожу-то он ему раскровянил!

– Кончай! – Демид не выдержал, схватил Митяя за плечо, дернул к себе. Не хотелось ему драться, но не рассчитал силы в гневе. Рукав Митяя с треском оторвался и остался у Демида в руке, а сам Митяй пролетел через всю камеру и врезался спиной в нары, свалив кого-то с верхней шконки.

На секунду зависла в камере жуткая тишина. А потом опомнились, очухались соратники Митяя и бросились на Демида все втроем, с ревом: «Мочи козла паскудного!» Что такое камера? Ящик каменный, где и повернуться-то негде толком. Свои здесь законы драки. Демид был скор, как всегда. Как всегда, не думал он, что делает, – руки думали за него, берегли своего хозяина. Да не уберегли. Плохо слушались его руки после вчерашнего побоища. Один бандит получил уже ладонью в лоб – гуманный удар, не убивает он человека и следов не оставляет, только темно становится в глазах и желание драться пропадает – на неделю, а то и на две, пока не пройдет сотрясение мозга. И второй сам попался, попалась рука его нерасторопная в клешни Демида и тут же завернулась за спину с хрустом, и совершил обладатель этой руки акробатический этюд, подъем-переворот с приземлением на спину – не слишком изящный, ну, так с первого-то раза у кого получается изящно? А вот третий пропал куда-то на мгновение. И тут же нашелся. Получил Дема такой удар сзади, что взорвался весь мир у него в голове. Ладонями по ушам его припечатали, да так, что кровь из ушей потекла. Лопнули перепонки. Хитрый прием, зековский. Но Демид силен был. Не сразу в аут отправился. Оглянуться еще успел, приседая. Увидел своего обидчика. Запомнил.

И тут же получил в нос – пятерней снизу. Открытой пятерней. Удар разорвал его лицо, Демид вознесся к небу и медленно полетел вверх, к потолку, к жирной желтой лампочке. Все равно он остался победителем не вниз направился, под шконку, в петушатник. Место его было наверху – поближе к небу синему свободному, к Космосу, а там и до Бога рукой подать...