Спутники Волкодава - Павел Молитвин Страница 47

На скулах Мария вспухли и затвердели желваки, лоб прорезала вертикальная складка. Некоторое время он сидел неподвижно, не то слушая славословия очередного ценителя поэзии непревзойденным стихам шада, не то превозмогая желание свернуть шею надумавшей поиздеваться над ним молодой жене.

— Так зачем нужна была Азерги смерть ни в чем не повинной наложницы? Быть может, она знала какие-нибудь дворцовые тайны? — спросил наконец нардарский конис, не глядя на Дильбэр.

— Нет, она не знала никаких тайн. Сначала я подозревала что-то подобное, но потом до меня дошло, для чего магу нужно было, чтобы братец мой совершил эти и другие, не менее бессмысленные убийства. Все ведь делается на моих глазах: от сестры, да еще такой, как я, зачем что-то скрывать? Азерги приучал Менучера ко вкусу крови. Заставлял поверить, что его окружают изменники и предатели. Одно, два, три тайных убийства, дальше — больше. Сначала рабы, потом слуги, наложницы, а там, глядь, и до саккаремской знати дошло. Тут и заговор подоспел столь своевременно, будто его специально подготовили, дабы проверить, усвоил ли братец мой преподанные уроки. А ведь раньше Менучер совсем другим был…

— Странные вещи ты говоришь. Но здесь обсуждать их не место и не время, — хмуро промолвил Марий. — Тошно мне тут. Пойду на свежий воздух… А ты замолви за меня словечко. Мол, живот прихватило или еще что. Сама придумай, тебе виднее, как этот клоповник успокоить.

Поднявшись с подушек, нардарский конис скорчил страдальческую мину и торопливо вышел из «поэтического чертога».

Медленно двигаясь по анфиладе богато убранных залов, он с недоумением и брезгливостью всматривался в изящные шпалеры, вычурные напольные подсвечники и привезенные из Аррантиады статуи, размещенные в специально выдолбленных стенных нишах. Собранные со всего света богатства неузнаваемо изменили помещения дворца, хорошо памятные Марию по последнему посещению Мельсины.

Он приезжал сюда с отцом одиннадцать… нет, двенадцать лет назад. Тогда еще живы были блистательный Иль Харзак и Аситах, Бизар, Ганглас и многие-многие другие, а шадский дворец убранством своим почти не отличался от скудно обставленного нардарского замка. Иль Харзак, чью душу уж верно святой Лан Лама без проволочек доставил на Праведные небеса, больше заботился о процветании своих подданных, чем о великолепии собственных покоев. После смерти Харзака Саккарем разительно изменился, и кто бы мог подумать, что виной тому было не вторжение завоевателей, не злая воля узурпатора, а бездарное правление его сына! Изменились Мельсина, дворец шада, сам Менучер, и лишь в Дильбэр еще можно было временами признать дочь прежнего правителя Саккарема.

Разумеется, нынешняя шаддаат мало чем напоминала беззаботную десятилетнюю девчонку, слишком занятую своими игрушками, подругами, нянюшками и недавно подаренным белым жеребцом, чтобы обращать внимание на приехавших к отцу гостей из какого-то далекого горного княжества. И все же что-то от прежней самоуверенной, дерзкой и совсем не умеющей лгать девчонки в ней, безусловно, сохранилось. Отправляясь за женой, конис прежде всего заботился о том, чтобы обезопасить свои южные границы и обеспечить в случае вторжения в Нардар халисунцев если не военную поддержку, то хотя бы твердый нейтралитет Саккарема. При этом, однако, он не забывал приглянувшейся ему когда-то девчонки и полагал, что, несмотря на отвратительные слухи о ее распутном образе жизни, доходившие даже до Нардара, Дильбэр едва ли могла столь разительно измениться. Известно ведь: о служанке таверны никто слова худого не скажет, если она спит чуть не с каждым постояльцем, а знатную даму за откровенный взгляд ославят расфуфыренной потаскухой.

Увидев Дильбэр, обменявшись с ней десятком фраз на свадебной церемонии и проведя потом несколько бурных ночей, он вынужден был признать, что ему редко встречались такие страстные и многоопытные женщины и, следовательно, оснований для слухов было более чем достаточно. Открытие это, как ни странно, не особенно расстроило Мария. Будь даже Дильбэр распоследней шлюхой, Нардару нужен был этот брак, а женитьба кониса вовсе не означала, что тот должен спать со своей женой или хотя бы видеть ее вопреки своему желанию. Кроме того сам Марий, будучи многоопытным в любовных делах, умел ценить искусных и страстных женщин и не рассчитывал, что двадцатидвухлетняя невеста его — по саккаремским и нардарским понятиям явный перестарок — окажется девственницей. Ко всему тому — и это хоть как-то скрашивало пребывание в душном, нечистом, невзирая на всю роскошь и благолепие, дворце Менучера — Марий с радостным изумлением обнаружил, что порывистая, открытая ко всему доброму и светлому девчоночья душа все еще живет в распутно-холодноватой Дильбэр. Смелость ее, горячее сердце и независимость мышления в конечном счете понравятся нардарцам, а умение скрывать свои чувства и замечать то, на что другие предпочитают закрывать глаза, помогут заслужить высокий титул Матери Нардара. Что же касается любовных похождений, то он постарается, чтобы у нее не возникала потребность искать мужской ласки на стороне; в остальном же беспокоиться не о чем — дел на ее долю хватит и маяться дурью будет попросту некогда…

Услышав голоса, доносившиеся из-за полуприкрытых дверей, Марий остановился как вкопанный. Он мог бы поклясться светлым ликом Богини, что, когда входил в зал, эти двери, как и все остальные, охраняемые похожими на статуи «золотыми» из дворцовой стражи, были широко распахнуты. Стоявшие за дверями стражники говорили громко, можно даже сказать, слишком громко и намеренно внятно, словно произносили речь, а не шушукались в пустом и гулком зале.

Подойдя к покрытым затейливой резьбой дверям, нардарский конис остановился и не был особенно удивлен, отчетливо услышав то, что, по-видимому, было предназначено именно для его ушей:

— …трудно будет ублажить эту шлюху. Я сам, если хочешь знать, видел, как она развлекалась с Седидахом в дворцовой конюшне. Начал он ей что-то про новое седло толковать, а она цоп его и в каморку конюха, — повествовал густой бас, — и всю третью стражу оттуда только ахи и охи слышались, даром, что шаддаат тогда уже в невестах ходила. Седидах этот, между прочим, за одну стражу может всех девок из «Приюта моряка» до смерти затрахать, но Дильбэр эта вовсе уж ненасытная стерва, если такого мужика укатать сумела…

— А мне о ней Верлах вот какую байку рассказывал… — начал юношеский ломающийся голос, но закончить не успел, потому что Марий, убедившись, что ошибки быть не может и представление разыгрывается действительно для него, налег на створки.

Оба собеседника были из «золотых». Басом говорил здоровенный, «поперек себя шире» громила — не то из сегванов, не то из нарлаков, кто их, оторву, родину покинувших, чтобы мечом торговать, разберет. Тот, что помоложе, был и вовсе беспородный — одно слово — наемник. Невесть где родился, неведомо где умрет. «Может, даже здесь и сейчас», — подумал Марий и без лишних слов обнажил длинный прямой меч.

— Эй, конис! Никак сдурел! Ты свою железку-то спрячь, а то как бы беды не нажил! — Говоривший басом отпрыгнул от дверей и занял оборонительную позицию, выставив перед собой алебарду. Юнец отпрянул в другую сторону и замешкался, не зная, что делать, — похоже, не ожидал от именитого нардарца такой прыти.