Отпуск во времени - Олечка Миронова Страница 47

В голове звенело, как будто бы меня накрыли колоколом и стали по нему бить. В горле пересохло, и казалось что она высохло как летняя лужа, покрывшись трещинами. Веки были словно свинцовые, налились тяжестью и никак не хотели открываться, но с усилием я все же разомкнул их, в глазах по-прежнему плыло. Тело отказывалось слушаться и просто лежало грузом. Но спустя несколько минут, зрение начало возвращать четкость и я смог разглядеть, что нахожусь в каком-то доме, потолок на до мной являл собой соломенную крышу, или тростниковую, мозг все еще работать отказывался. А вот тело начало с трудом подчиняться, и я смог повернуть голову на бок, и увидел пожилую женщину, сидящую за столом, она склонилась над чем-то.

Пролежав так еще минут десять, я наконец-то задался вопросом, что я здесь делаю? Как сюда попал? Кто эта женщина? Попробую, узнать хоть что-то, настроившись на ее мысли. Может они хоть, как-то прояснят происходящее.

«Совсем запасов нет, что семья кушать будет… О, боги, надеюсь люди жрица сжалятца и не потребуют больше налога. Такой неурожай, такой неурожай…» — мысли женщины были заняты провизией, и налогами.

Но, я то, что я здесь делаю? Вопрос по прежнему остается без ответа, а я не знаю языка, и соответственно навряд ли его получу. К этому времени, я уже рассмотрел все жилище, оно явно было бедным и принадлежало низшему сословию. Тут стояли пять кроватей, несколько сундуков, стол. Я решил приподняться на локтях, и по-видимому сделал это довольно шумно, так как женщина тут же обернулась на меня.

«Слава богам, очнулся!» — пронеслось в голове у женщины, которая к слову оказалась, вовсе не такой пожилой, как показалось на первый взгляд.

Ей было всего около сорока пяти лет, она носила закрытую тунику, которую в нескольких местах латали заплаты, на шее были надеты простые бусы из ракушек, ноги босые. А вот лицо излучало добро и теплоту, которой можно только позавидовать.

— Что я тут делаю? — поспешил спросить я, и тут же сам усмехнулся своей глупости, она же меня не понимает.

«Чужак, сразу видно было, что не местный, а как похож то. Ой, что я, ты ж пить наверное хочешь» — спохватилась женщина и поспешила к кувшину с водой, который незамедлительно протянула к моим губам.

Я пил и не мог напиться, жажда была невообразимая, холодная вода обжигала горло, как кипяток, но мне хотелось еще и еще, как будто бы я не пил несколько дней. Это было довольно странно, стоило воде попасть в желудок, как тот скрутился спазмом от голода, хотя я ел вчера вечером.

Женщина поставила кувшин обратно на стол и подошла ближе ко мне. Она пристально смотрела на меня, а я смотрел на нее, затем она помогла мне сесть на постели, за что я был ей безмерно рад, так как понял что без посторонней помощи навряд ли сделал бы это. Я ощущал жуткую слабость во всем теле, как после тяжелой болезни.

Женщина положила руку себе на груде и произнесла «Вава».

— Вавая — снова сказала женщина и еще раз прислонила руку к груди.

И тут я понял, что она называет свое имя. Она хочет познакомиться. Язык жестов, самый древний и самый понятный. Я хотел улыбнуться, но несмотря на только что выпитую воду, губы по прежнему были пересохшими, и вышло это очень натянуто.

— Габриель. — сказал я, и положил руку к себе на грудь.

— Вавая. — более твердо и живо сказала женщина снова прислонив руку к груди, а затем прислонила свою руку к моей груди. — Габриель.

— Габриель. — сказал я дотронувшись до своей груди, и повторил за ней ритуал, дотронувшись до нее. — Вавая.

Что ж, вот мы и познакомились. Женщина явно была рада этому, впрочем, что скрывать, я тоже. Знать имя собеседника всегда стоит.

Женщина вновь пошла к столу, и я только что заметил, что она делала, готовила кушать. Толкла что-то в глиняной чаше. Она взяла эту чашу со стола, затем сделала вид, что что-то берет из чаши и подносит к рту, типо ест, после чего протянула мне чашу. Я принял ее, кивнув ей в ответ, в чаше били какие-то овощи толченые с рисом, и я начал есть. Не ресторанная еда, но сейчас она показалась мне пищей богов, настолько она была совершенна. Я ел с жадностью, которую раньше не замечал за собой.

«Надо же как проголодался, что неудивительно, десять дней без еды как никак». — подумала женщина, а я от этих мыслей чуть чашу не выронил.

Десять дней??? Что значит, я не ел десять дней? Я что пролежал здесь десять дней? Этого просто не может быть, я всего несколько часов назад разговаривал с царицей, потом сидел на берегу Нила, где от жары свалился в обморок.

Женщина заметив мой окаменелый вид, снова жестами показала есть. Но как тут можно есть, у меня теперь кусок в глотку не полезет. Тут явно какая-то ошибка, ну не могу я быть тут десять дней. Я случайно провел свободной от чаши рукой по щеке, и был просто разбит. Щетина явно была не пары дней, ей уже недели две. Это невозможно, но кажется, я действительно пробыл десять дней здесь.

Я провел их здесь, а Авдотья в гареме фараона. Эта мысль обожгла меня как раскаленный свинец. Моя бедная девочка, я должен был спасти тебя давным давно, что же теперь там с тобой? Мою голову заполонили картинки, одна другой страшнее. Я незамедлительно принял попытку подняться на ноги, и тут же чуть не упал, если бы Вавая меня не подхватила и не усадила обратно на кровать.

«Иж какой прыткий, куда тебе после такого вставать, еще ни один день в постели проведешь» — пронеслось в голове у мой спасительницы.

Еще несколько дней в постели, да как ей такое в голову-то пришло. Как я могу лежать, когда там Авдотьюшка в беде, и по моей вине между прочим.

— Как же мне теперь все исправить? — умоляющим голосом и видом побитой собаки спросил я у Ваваи.

«Как мне жаль, что я тебя не понимаю. Вижу ведь, что тебе плохо, и не физическая слабость тела тому виной, тревожит тебя что-то сильно, а что не знаю. А потому и помочь не могу». — сокрушалась про себя добрейшая женщина, встретившаяся на моем пути.