Крылья Руси - Галина Гончарова Страница 46

Благо, у французов они были.

Англичане принялись их расстреливать, но меткость канониров той эпохи была такова, что в цель они попадали большей частью случайно.

Да еще ветер, неспокойная вода…

Штук восемь брандеров и правда, взорвались, не доплыв.

Зато остальные три десятка достигли английской линии. Кто-то взорвался, кто-то честь по чести, загорелся, забросив абордажные крюки на подвернувшийся корабль врага…

Строй англичан дрогнул и принялся распадаться. Сэр Рассел пытался навести порядок, но куда там!

Один из брандеров вообще очень удачно поджег корабль Торрингтона, а в результате весь авангард потерял командующего.

Арьегард был пока загорожен основной частью флота, но кое-кто уже, подумав, пустился наутек, справедливо полагая, что сэру Расселу будет не до них, а потом – разберутся. Если будет кому разбираться.

А дела англичан ухудшались.

Де Турвилль приказал Шато-Рено продолжать обстрел, а сам двинулся вперед, чтобы обойти противника с наветренной стороны и взять «в два огня». Рассел понимал, что с ним хотят сделать, но…

Брандеры сыграли свою роль.

Аваннгард горел, приближаться к ним было просто опасно – и французы собирались ударить именно в этот разрыв.

Рассел угадал верно – превосходство в артиллерии также сыграло свою роль. Двенадцати и восемнадцатифунтовые орудия наносили громадный ущерб такелажу, на палубы английских кораблей летели книппели и брандскугели, и перестрелка продолжалась около трех часов.

Эдвард Рассел стоял насмерть, но французы, окружив-таки его флот с боков, стреляли, словно заведенные. Поражение было неизбежно и Рассел думал уже о том, чтобы сохранить хотя бы часть флота, но потом на помощь англичанам пришла погода.

Ветер, который так умело использовали французы, стих в одночасье.

Начался полный штиль – и тут французы приуныли.

Галер которые могли передвигаться на веслах, у них с собой не было. Впрочем, у англичан их не было тоже, но за них был начавшийся отлив, которым воспользовался Рассел.

Корабли англичан начали постепенно отходить, пользуясь шлюпками. Их буксировали к течению, французы пытались преследовать их, пользуясь тем же приемом, но шлюпка – это не корабль. Тут надо грести, а за высоким бортом не спрячешься, так что англичане принялись вполне успешно отстреливаться.

Де Турвилль махнул рукой и принялся наводить порядок в эскадре.

Никуда англичане не денутся, наступит прилив – и можно будет их догнать. Или ветер подует…

* * *

Ветер не подул.

Словно издеваясь, погода дала англичанам фору в три дня. Впрочем, это их особенно не спасло.

Из семидесяти с лишним кораблей Рассела уцелело не больше тридцати, погибло около десяти тысяч человек. Раассел знал, что не меньше десятка кораблей французы просто захватили – и спустя пару месяцев английские пушки станут стрелять по англичанам. А что? Потратят время на ремонт и переименование – и добро пожаловать в открытое море.

Впрочем, отпущенное ему время Рассел использовал с толком.

Снял все флаги и буйки в устье Темзы, чтобы враг помучился, если решит высаживать десант, поднял на ноги отряды милиции и приказал строить баррикады.

Англичане намек поняли – и из Лондона начался отток людей.

Купцы вывозили добро, дворяне кто уезжал, кто готовился к обороне… и волновались англичане не зря.

Де Турвилль потерял всего десяток кораблей, плюс изначально предназначенные на убой брандеры. Но люди, кроме полутора тысяч человек (из них около двухсот раненых), были целы и на ногах. Де Турвилль отлично понимал также, что другого шанса не будет.

Если сейчас он попробует войти в Темзу…

Может – получится, может нет, но это будет оправдано. И потом, он уже разбил английский флот. Он уже победитель.

Захват Лондона, если получится, вознесет его на пьедестал. Если же нет – адмирал почти ничего не теряет, ну, кроме славы. Но жил он без нее и проживет, а вот возможность дать хорошего пинка англичанам – овчинка определенно стоила выделки.

Оставалось найти лоцмана. И…

* * *

Как известно, кто ищет – тот обрящет, а потому, когда к де Турвиллю привели бедно одетого парня с растрепанными соломенными волосами, он сильно не удивился.

– Ты хочешь помочь?

– Да, ваша милость, – парень выглядел этаким смекалистым крестьянином, весьма себе на уме, так что доверять ему де Турвилль не собирался.

– Как тебя зовут?

– Лукас Мор, ваша милость.

– Люк, значит….

– Как будет угодно вашей милости.

А глаза серые, ясные, умные. Не бегают из стороны в сторону, нет в них этакой угодливости, отличающей тех, кто пресмыкается перед вышестоящими. Даже дерзкие немного глаза.

Но ведь сам пришел?

И отлично понимает, что в случае предательства судьба его ждет незавидная, в лучшем случае утопят или пристрелят. Так отчего…?

Это граф и спросил. И получил поразивший его ответ.

– Так ведь вы, ваша милость, все равно никуда не денетесь. Начнете искать, допрашивать, рано или поздно кто-то да согласится, не за деньги – так под пыткой. Вот я и подумал – почему бы не мне? Только за денежку, а не за плетку…

Звучало логично, но для крестьянина?

Де Турвилля так и потянуло взяться за ту самую плетку и немного вытряхнуть правду из крестьянина. Но тот словно почуял.

– А еще, ваша милость, в Лондоне сейчас мой отец.

И вот тут-то глаза парня полыхнули настоящей, неподдельной злобой, так, что адмирал мигом заинтересовался.

– Твой отец…?

Вместо ответа парень грязно выругался. История была стара, как мир.

Младший сын лорда, служанка, ребенок… правда, в этот раз ребенку повезло больше. Его мать не выгнали из дома, она не пошла по рукам, малыш не родился в сточной канаве – нет. Просто его мать оставили в имении, но выдали замуж за рыбака, который колотил ее семь раз в неделю, а по праздникам – и два раза в день, просто чтобы не забывала своего места.

Ну и мальчишке тоже доставалось, да так, что кожа на заднице зажить не успевала. Так что любовью к родственникам мальчишка не проникся. Сбежал из дома, стал сначала юнгой на корабле, потом матросом, ходил и по Темзе, знал фарватер…

Деньги ему сейчас были не лишние.

Купить домик, забрать мать к себе, жениться, а если повезет, то и на жизнь останется, чтобы пару лет в море не ходить.

Разве плохо?

А побочно – месть.

Вот эти соображения адмирал понял и принял. И решил рискнуть.