Мастер рун - Михаил Михайлов Страница 46

– Вяжите его и в дом. Скорее, пока нас никто не увидел и не услышал. И рот ему первым делом заткните, чтобы не шумел.

Косте сноровисто засунули в рот какую-то тряпку, завернули руки за спину и стянули верёвкой в локтях, потом спеленали ноги. Он бы и рад был сопротивляться, но после того, как вдохнул ядовитой пыли, мышцы стали ватные, накатила тошнота, мысли путались.

Костя услышал, как щёлкнула защёлка на двери в дом, потом увидел яркую вспышку, осветившую двор.

– Что это? Магия? – заполошно воскликнул кто-то рядом мужским голосом.

– Тащи его в дом, кретин, – рявкнула на него Оливера. – Рагс, дорогой, ну что за неженок ты подбираешь в свои помощники?

Ответить ей никто не успел: с улицы донёсся топот десятка ног, металлический лязг доспехов и оружия. Через несколько секунд в калитку с силой ударили, затем некто властным и злым голосом приказал:

– Именем графини Чемтэр приказываю открыть дверь!

– Стража! – по-бабьи заскулил помощник некоего Рагса. – Нам конец.

– Заткнис…

Рык главаря заглушил грохот боевого заклинания, запахло горелым деревом, что-то тяжёлое рухнуло на дорожку. Зазвенела сталь, щёлкнул дважды арбалеты, завизжала Оливера. Через минуту всё было кончено.

Костю подняли с земли, разрезали путы, верёвку он вытащил сам.

– Как вы, господин Кост? – поинтересовался старших отряда стражи, с раннего вечера, сидевшего поблизости в засаде.

– Жить буду. Спасибо тебе, Жеркар.

– Не за что, работа наша такая – всякую мразь хватать да честных людей от лиходеев спасать.

Стражники ушли, погрузив в тюремную карету труп бандита, раненого главаря и Оливеру. На утро Косте предписывалось навестить городскую ратушу и всё обстоятельно рассказать дознавателю.

Помост был оцеплен десятком стражи. В руках у каждого воина в кольчуге и остроконечном шишаке была зажата алебарда. Сейчас острые лезвия смотрели в небо, но ни для кого не было тайной, что стоит злоумышленникам напасть и освободить осужденных, как смертоносная сталь в руках стражников с радостью изголодавшихся хищников вопьётся в мягкую плоть.

На огромном помосте длиною больше десяти метров и шириною около четырёх, были расставлены несколько станков – дыба, «железный бык», виселица с двумя петлями, косой крест, плаха-тумба, стул с петлёй и винтом для медленного удушения – гаррота, рабская колодка с большим отверстием в центре для головы и более мелкими под руки по бокам.

Народу набралось на площади под сотню человек. Судя по одежде – все они из чуть ниже среднего класса. Очень много женщин и мужчин преклонного возраста, чуть меньше подростков и крепких мужиков.

За помостом, под охраной троих стражников и голема-пса размером с телёнка, стояла большая повозка с металлической клеткой. Глядя на неё, у Кости скулы сводило от злости. В клетке стояли люди – мужчины и женщины всех возрастов. Сейчас места стало больше, а вот полтора часа назад клетка напоминала банку шпрот, настолько плотно были набиты в неё люди. Заключённые.

За полчаса палач и его подручный успели принести в исполнение почти дюжину приговоров. На виселице болтались два тела, в корзине у плахи лежала воскового цвета голова, ещё одного успели задушить в кресле и освободить место для следующего преступника, в «быке» – двух выгнутых железных пластинах над огромной жаровней с углями, зажимаемые тело человека, как черепаху панцирь, хрипел, бился и грыз деревянный кляп разбойник, получивший приговор одним из самых первых. Парочку унесли с помоста и положили на землю у клетки – эти получили порцию плетей в колодке, превратившие их спины в кровавое месиво. Ещё один лежал на кресте с раздроблёнными руками и ногами – его ждало колесо у дороги в город. Все, за исключением, обезглавленного, были простыми людьми. Голову же отрубили благородному, судя по зачитанному приговору, наёмнику, решившему пополнить своё кошелёк монетами из чужих карманов. Прирезал ночью пятерых, а на шестом оплошал – не добил, а тот опознал и сдал странникам.

Костя выбрал себе место за спинами зевак. Зрелище вызывало у него отвращение, но уйти он не мог. У его ног в чехле из толстого сукна лежал внушительный обломок доски со следами крови Алонса Вермара, сам призрак, практически неотличимый от живого, стоял рядом. Благодаря дорогим компонентам и полулегальному ритуалу, призраку удалось проявиться днём и даже покинуть свой бывший дом.

– Рагс из сервов, разбойник, вор и убийца! Приговаривается к вырыванию ноздрей, выжигания глаз, лишению пальцев рук и медленному удушению!

Алонс подался вперёд, боясь пропустить хоть мгновение из оставшейся жизни своего убийцы.

Рагса, того самого разбойника, который чуть не убил Костю, сунули в колодку. Тяжеленные деревянные плахи могли бы удержать быка, не то, что человека, ослабевшего после нескольких дней в камере смертников. Раскалёнными клещами палач сперва вырвал ноздри, оставив на лице разбойника слабо кровоточащую дыру на лице, потом ими же переломал суставы на пальцах и по одному оторвал их. Отставив в сторону клещи, палач взял из жаровни с углями раскаленный прут и прижал тот к переносице Рагса. Всё время, пока длилась пытка, разбойник глухо выл, из уголков его рта и по толстому деревянному кляпу стекала вязкая кровавая слюна. Искалеченного человека вытащили из колодки, пересадили в кресло-гарроту, крепко стянули ремнями ноги с руками, на шею накинули петлю. После этого помощник палача взялся за рычаг, закрепленный на обратной стороне спинки. Поворот, другой – тело человека выгибается дугою… ещё один медленный поворот рычага и преступника оставляют в таком положении. Через пять минут тело Рагса обмякает. Помощник палача уже гораздо быстрее сделал несколько оборотов рычага до громкого треска шейных позвонков…

– Оливера Вермар, из горожан, убийца и воровка! Приговаривается к клейму – воровка, на лице и десяти ударам кнута! После чего будет выброшена из города на перекрёстке! Возвращение в город запрещено, за нарушение – смерть на виселице!

На этот раз из клетки вытащили Костину знакомую, вдову Вермар. Женщина безвольно висела на руках стражников, не сопротивлялась, когда ей разжимали рот и засовывали толстую деревяшку-кляп. Как и её любовника Рагса, женщина попала в колодку. Очнулась она, когда палач разрезал тюремный балахон из серого холста на её спине, оголив её тело до пояса. При виде обнажённой девушки толпа зевак оживилась, послышались сальные шуточки, презрительные выкрики. Красота Оливеры, даже после тюремной камеры почти не поблекла и вызывала у женской половины зевак одновременно зависть и злорадство, у мужской – вожделение и совсем немного жалость.

Помощник палача схватил женщину за волосы, намотал их на кулак и дёрнул вверх, открывая лицо преступницы. Палач же достал из углей металлический прут с непонятной фигурой на конце, и приложил ко лбу вдовы. Вот тут женщину проняло. Она забилась, попыталась мотнуть головою, но помощник держал крепко, да и в колодке не сильно-то и покрутишь головою. Когда палач убрал тавро, у Оливеры во весь лоб красовалось багровое пятно ожога, вздувшееся с чёмно-багровыми, почти чёрными полосами там, где металл соприкоснулся с кожей.