Наваждение - Мелани Джексон Страница 46

А тут еще и Нинон. Вот черт! Я никак не мог понять, что испытываю к ней помимо сильного влечения. Одно я знал точно: наши отношения крепче и продлятся дольше, чем любой человеческий брак, если только смерть от зверского расчленения не разлучит нас.

Кроме того, прошу простить за неуклюжее сравнение, но первую часть жизни я прожил как неподвижный телескоп, который видит все достаточно четко, но лишь одним глазом, показывая только часть картины, и не способен изменить заданный ему угол зрения. Она показала мне, как из телескопа сделать бинокль и вертеть им в нужных направлениях. Краткой возможности взглянуть на мир ее глазами хватило, чтобы я увидел перед собой перспективы, о которых даже и не подозревал, — некоторые были великолепны, другие ужасны. И я хотел бы снова примерить на себя это панорамное зрение, чтобы научиться смотреть широко раскрытыми глазами и видеть все. Да уж, весьма романтично. Мало напоминает строчки ко дню Святого Валентина. О любовь моя, ты станешь моим биноклем?

Я прочистил горло.

— Да?

Я мужчина, поэтому не умею красиво говорить о чувствах. Но в то же время я писатель и знаю силу слова. Даже самое странное и непривычное явление слова могут сделать простым и понятным. Поясняя что-то, мы наполняем его содержанием. Недаром говорится, что пока вещь не названа, ее как бы не существует.

Я по-прежнему молчал, и тут Нинон улыбнулась. О боже! Как же она была прекрасна на фоне разгорающегося рассвета.

— Давай же, спрашивай, что хотел. Мигель, тебе не идет нерешительность.

— Мы здесь, чтобы убить зомби? — спросил я совсем не о том, о чем на самом деле думал. К мыслям, меня одолевавшим, лучше было подобраться медленно и незаметно, застав их врасплох.

— Да. Мы не можем позволить Сен-Жермену воздвигнуть крепость. За ним нужен глаз да глаз, иначе он станет похлеще Дымящегося Зеркала. Я надеюсь, что зомби еще здесь и их пока никуда не успели переманить.

Я поднес к глазам настоящий бинокль и огляделся по сторонам. Вообще-то я мог бы обойтись и без него, но предпочел спрятать немое обожание во взгляде за толстыми линзами, пока мы оба ждали, что же произойдет. И откуда так некстати на меня нахлынули эти чувства… Просто она была чертовски великолепна!

Судорожно пытаясь найти что-то, на что можно было бы отвлечься, я словно со стороны услышал собственный голос:

— Знаешь, а ведь я долгие годы наивно полагал, что Д. 3. прицепился ко мне только потому, что я был сыном mamita. Ну и еще, пожалуй, из-за того, что не довел тогда дело до конца. Насколько я знаю, я единственный мужчина, которого он обратил в вампира. Я долгое время гонялся за древними камнями с информацией о нем, но так и не нашел ничего, где бы упоминалось, что он обращал вампиров-самцов.

Нинон кивнула.

— Я точно не знаю, почему он отдает предпочтение женщинам. Может, из-за того, что его жрицы не могут передавать заразу. Порой я думал, что он пересмотрел свое отношение ко мне и передумал убивать, коль скоро я не делаю новых вампиров и не представляю для него угрозы. Но есть еще кое-что… — Я задумался, подбирая точные слова. — Мне кажется, что за последние несколько лет что-то произошло и он держит меня на крайний случай. Это как готовить запас консервированной крови перед операцией. Или найти донора для пересадки органа, потому что точно знаешь, что в скором времени он тебе может понадобиться.

Я чувствовал, что Нинон неотрывно смотрит на меня. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, насколько она потрясена, однако не проявляет при этом ни капли недоверия. Моя история во многом напоминала то, что сделал с ней Черный человек. Ее понимание позволяло мне говорить, не испытывая при этом чувства стыда или вины.

— Так ты донор для пересадки органов? — сказала она, имея в виду донора-человека. Я знал, о чем она думает, потому что и сам уже размышлял в этом направлении.

— Нет, и не собираюсь им становиться.

Ни для человека, ни для Д. 3.

— Вот и хорошо. Зачем рисковать?

Я кивнул. Я даже никогда не давал свою кровь для переливания. Моя инфекция должна была остаться со мной. За исключением Нинон. Она стала для меня единственным исключением, и я мог не опасаться, что она захочет передать заразу кому-то еще. Раз уж на то пошло, она тяготилась своим новым «я» даже больше, чем я сам, хотя не показывала этого. Но я не питал иллюзий на этот счет. Она попросила о вампиризме, потому что так было нужно, по той же самой причине она обратила меня — и все же считала все произошедшее с нами аморальным и предосудительным. Она наверняка думала, что это своего рода проклятье. Я не знал, как заставить ее думать иначе и стоит ли вообще это делать. Возможно, мне и не удалось бы ее переубедить, так как она могла оказаться права.

— Ты тоже не знаешь, почему Черный человек оставил тебя в живых?

«Или почему Сен-Жермен так хочет твоей смерти?»

Этот вопрос вертелся на языке, но вслух я его задавать не стал.

— Вообще-то он не «оставил» меня в живых. Поначалу я была живым доказательством того, что его опыты наконец увенчались успехом. Но затем…

Признаться, я ожидал услышать, что Диппель проникся к ней симпатией либо же видел ее в роли «жены Франкенштейна» для своего сына. Но следующие слова Нинон меня не на шутку удивили:

— Позже, когда он начал терять рассудок, то попытался меня совратить. Но ему это не удалось. В ярости Диппель попытался меня убить — провести ритуал, с помощью которого мог бы забрать назад свою силу. Когда и в этом он потерпел поражение, то подослал ко мне сына. Этот сукин сын едва меня не достал. Я тогда не знала, с кем имею дело, — думала, он обычный судебный исполнитель. К тому же Сен-Жермен… так красив. И обаятелен… — Она тряхнула головой, сбрасывая мимолетное наваждение. — Но чем дольше я смотрела в его глаза, тем холоднее и страшнее они выглядели. Я уже лежала перед ним полуголая на диване, когда окончательно осознала, что он собирается сначала трахнуть меня, а уже потом убить. Но с таким же успехом он мог бы делать и наоборот, снова и снова, пока я не умру окончательно.

Нинон усмехнулась. Я услышал это по ее голосу.

— Я вонзила ему в сердце булавку от шляпки. Сильно он от этого не пострадал, но крайне удивился. И тогда я смогла сбежать.

Эта женщина умудряется наводить на меня ужас, притом что я восхищаюсь ею.

— Ты вонзила ему в сердце булавку, и он даже не пострадал?

— Ни капли. Тебе тоже не стоит опасаться заурядных осиновых кольев.

На этот раз я оторвался от бинокля, чтобы взглянуть на нее. А она как ни в чем не бывало продолжала:

— Ты умрешь лишь в том случае, если твой мозг или сердце сожгут, сотрут в порошок или просто вырвут из тела. Тебе может изрядно перепасть, но все равно в конечном итоге ты выздоровеешь.

— Звучит неплохо. А в чем подвох?

— Ты уверен, что тебе прямо сейчас нужно это узнать?