Надежда после жизни - Рина Кумихо Страница 46

— Я не усну.

— Тогда делай, что хочешь. Просто не выходи за рамки дозволенного. Это все, о чем я прошу.

Он уходит, даже не попрощавшись.

Команда уже грузится в огромные машины. Винты прокручиваются, собираясь поднять их в воздух. Пыль начинает клубиться вокруг них.

Парни, что сидят внутри вертолетов, снаряжены так, словно ожидают мини-войну. Они готовы столкнуться с любой угрозой и готовы нейтрализовать ее ценой собственной жизни.

Наверное, это и есть первоначальная и главная цель всех хладных.

Я к такому не привыкла.

Отец другой. Его сделали другим любовь моем матери. Ее отношение, забота к нему изменили его взгляды. А этих парней обучали лишь воевать и побеждать.

Всегда лишь побеждать!

Меня едва не сбивает с ног поток мощного воздуха, когда вертолеты поднимаются вверх. Я отхожу назад, закрываясь руками от пыли. Она уже проникла ко мне в нос и сейчас пытается заставить меня чихнуть. Волосы выбились из хвоста и теперь нещадно треплются в разные стороны, следуя за ветром.

Они поднимаются все выше. К небу. К солнцу. Они поднимаются, чтобы потом зависнуть надо мной.

И вот я уже вижу лишь хвост последней машины.

— Надеюсь, вы все вернетесь живыми, — смотрю я на небо, где еще видны звезды. Они скоро исчезнут, но потом вернуться. Как и хладные.

Я надеюсь лишь на это.

* * *

В комнате своей я не могу находиться. Избегав все углы по два раза, я принимаю решение идти в общую столовую, чтобы отвлечься от мыслей.

Усаживаюсь за дальний столик и кручу в руке кружку, где плещется обычный яблочный сок. Есть совершенно не хочется.

— Надежда! — слышу я свое имя. Голос мне незнаком.

Поворачиваюсь и вижу среднего роста мужчину.

Его руки чуть меньше развиты, чем у остальных. И одет он весьма странно для этого места — в белый халат. Плечи его покаты, а грудная клетка не выпирает так откровенно вперед, как это происходит у других.

— Да. Кто вы?

— Я — Вуд. Местный врач и, по совместительству, ученый, что постоянно трудится в лаборатории, которая находится над взлетной площадкой. Я видел тебя сегодня там.

— Я тебя не знаю и не разу не видела здесь.

— Верно, — присаживается он ко мне. Я пододвигаюсь, чтобы освободить ему место. Он не из тех, кто ждет приглашений. — я предпочитаю быть рядом с колбами, а не с этими мужланами. А еда… ее можно создать и в лаборатории.

— Разве?

— Думаешь, что биоробота-человека можно создать, а бутерброд — нет?! — смеется он звонким, таким неестественно-открытым смехом.

— Наверное, можно. Раз ты так говоришь. Но что тогда заставило тебя спуститься сюда вниз? — отпиваю я сок из своего стакана.

— Ты. Не хочешь прогуляться до моей обители и помочь мне в одном исследовании?

— О каком исследовании пойдет речь?

— Твоих способностей, — делает он выпад и играет сразу козырем. Крыть мне нечем. — Ты же хочешь узнать их причину?

— Да.

— Тогда, я тебя приглашаю на чашечку чая.

— Тоже, сделанного в лаборатории?

— Конечно, — помогает выбраться мне Вуд из-за стола.

Мы быстрыми шагами покидаем столовую.

Лаборатория находится над площадкой и огромная стеклянная стена открывает на нее невероятный обзор. Можно видеть всех и вся. В любой детали.

В самом помещении чисто. Оно отделано широкой квадратной плиткой и нет и намека на то, оно находится внутри горной породы.

Множество разнообразных приборов то пикают, то умолкают. Что-то печатает, а что-то вырисовывает замысловатые дерганые линии на бумаге. Где-то ухает и жужжит круглая центрифуга с многочисленными колбочками.

В углу отделено место под кушетки для больных и раненых.

Около каждой стоит держатель, чтобы можно было подвесить капельницу. Тут же есть и монитор слежения за сердцебиением. Все сделано на славу.

— Сюда, пожалуйста, — приглашает меня Вуд к дальнему столику, где есть три стула. Они задвинуты. Похоже, здесь царствует единолично лишь Вуд.

— Спасибо, — присаживаюсь я на предложенное мне место.

Мой взгляд сразу же натыкается на бумаги, которые неряшливым веером раскинулись на столешнице.

— Что это? — вчитываюсь я в протокол исследований и испытаний. Номер попытки пугает меня и, одновременно, поселяет уважение к этому парню — он настырен в достижении своей цели.

— Попытки понять нашу суть. Суть хладного. Что ты знаешь о нас? Об отце? Что он рассказывал о себе? — вкрадчиво интересуется Вуд.

— Ничего. У нас были некоторые темы под запретом.

— И эта тема входила в их список. Так?

Я кивком головы подтверждаю его слова.

— Ясно. Тогда, я расскажу тебе кое-что о нас и о тебе. Но для начала, — берет он в свои руки, одеты в стерильные перчатки, шприц. — позволь взять мне немного твоей крови.

— Зачем?

— Если мои догадки верны, то все дело именно в ней.

— Откуда ты будешь брать кровь?

— Протяни мне свою руку.

Вначале один из моих пальцев оказывается расковырянным. Из ранки появляются алые яркие капли крови. Я ноздрями могу уловить едва заметный запах солености и железа.

Следом Вуд втыкает новую иглу, потолще и побольше, мне в вену.

— На всякий случай, — пожимает он плечами на мой вопросительный взгляд.

— А теперь расскажи мне все, что вам известно, — с азартом наблюдаю я за манипуляциями парня, когда он ставит пробирки с кровью в какую-то камеру под лампы.

— Нас называют хладными не просто так. Не просто из-за того, что мы хладнокровно относимся к таким чувствам как боль, сострадание и жалость. Нет. Наша температура… она иная, чем у простых людей.

— Чувствую, что моя голова вскоре взорвется от информации. И пока этого не произошло, объясни все по порядку! — от волнения стучу я пятками о ножки стула.

Вуд кивает и пускается в долгие и тернистые разъяснения.

Из его слова следует то, что у простых людей все реакции и процессы организма находятся в постоянном стрессе из-за высоких температур, которым они постоянно подвергаются.

Обычная для человека температура в 36,6 градусов Цельсию оказывается разрушающей для его крови, кожи и мускул. Из-за этого жара жизнь человека становится весьма и весьма короткой. Он подвержен травмам и ограничен в своих возможностях.

Когда ученые этого мира озаботились о защите порядка, то первым делом, решили понять уязвимость людей перед природой и другими факторами.