Клановое проклятие - Игорь Ковальчук Страница 46

– Оставь свой юридический сленг!

– Прости. Так вот, поскольку проклятие зацентровано на половую сферу, то и снять его можно лишь соответственно.

– То есть?.. Что ты мудришь? Говори прямо и просто!

– Ладно. Если прямо, то снимается оно в процессе полового акта.

Дебора открыла рот, потом с различимым стуком сомкнула челюсти. Пауза, впрочем, была довольно короткой.

– А ты кобель…

Мэльдор невозмутимо пожал плечами.

– Можешь обратиться к кому-нибудь еще. Возможно, среди твоих знакомых найдется маг, который снимет проклятие как-то иначе.

– Ты свинья.

– Да, я помню, ты говорила.

– Сволочь!

– Дебора… – укоризненно протянул Мэльдор, уже видя, что она согласна.

– Ты… просто… Это получается, у меня нет выбора, так?

Снова развел руками, старательно стискивая губы, чтоб не улыбнуться.

– Выбор есть всегда.

– Это – не выбор, – резонно возразила девушка.

Она провела у него целый месяц. Каждую ночь они ложились в постель, словно супруги, а утром он готовил ей кофе и убегал на работу. Проклятие он, разумеется, снял, и потом не должно было уже возникнуть проблем. Но он был достаточно сообразителен, чтобы не задавать Деборе лишних вопросов и не говорить: «Ну, теперь тебе мои услуги не нужны», она это и сама знала. Им было хорошо вдвоем, и оба ни о чем не задумывались.

Она ушла через месяц – просто собрала вещи, сказала: «Мне пора…», и ушла. А через девять месяцев Мэльдор получил на почте странную посылку, вскрыв которую, пришел в ужас. На пышной перинке, укутанный в дорогие пеленки, в дорогом же подгузнике с магической функцией самоочищения (потом Мортимер узнал, такого хватало на пять дней, и рассчитан он был на экстремальные условия, например, на страшный холод в походе, когда ребенка негде перепеленать), с тонкой трубочкой, идущей от пустого уже резервуара, в котором раньше было молоко, лежал младенец.

И письмо – лист бумаги, исписанный нервным Дебориным почерком. Пока Мэльдор читал, ему казалось, что он слышит ее срывающийся, полный слез и раздражения голос: «Это ты во всем виноват, бестолковый кобель, вот сам и расхлебывай…» Теперь он уже совсем на нее не сердился, и даже то, что обвиняла она его одного, не разозлило. За этот месяц он понял ее лучше, чем за все студенческие годы. Да, корыстная, да, эгоистка, думает только о себе и своей выгоде, и, наверное, просто не способна по-настоящему любить. Да, развеселая (не называть же ее распутной) – но она просто не нагулялась. Эта девушка полна страстью к жизни, ей все хочется испытать. Пройдут годы, и, глядишь, ненадежная и легкомысленная Дебора станет добропорядочной матерью семейства.

«Она испугалась, – подумал Мэльдор. – Просто испугалась того, что сделает с ней муж, если узнает об измене. Потому и поступила так, потому и написала резкое, злое письмо. На нее легко обозлиться, понять – сложнее». Но Мортимер уже чувствовал, что любит ее, и хотел понять. И, конечно, понял.

Малыша он назвал Мэлокайном. С самого первого месяца жизнь ребенка была полна одними испытаниями. И как началось, так и продолжается. Наверное, это рок. Судьба.

Положив трубку, он долго молчал, прикрыв глаза. Темная жуть окутывала его ощущением полной безнадежности. Жизнь старшего сына – это сплошная игра со смертью, редко когда ему выдается спокойный годик. Рано или поздно он ошибется, или же обстоятельства окажутся сильнее его. И тогда его не станет. Второго сына уже не стало, на очереди – третий, Дэйн, тоже младший. А значит, Мэльдору предстоит потерять всех детей. Может, даже и Моргану, слишком нежную, чтобы пережить гибель всех братьев и мужа.

«Ну хватит, – оборвал он себя, осознав, что заходит уже слишком далеко. – Эдак вообще можно дойти до такого…»

Помотав головой, Мэльдор прогнал неприятные мысли и порадовался, что жена все-таки нашла в себе достаточно сил, чтобы пойти к подруге, где, конечно, развеется и, может, хоть чуть повеселеет. Если бы она работала, то, может, легче отвлекалась бы от своей беды теперь. Но Дебора не работала ни часа в своей жизни, и теперь ее привычка быть профессиональной женой оборачивалась против нее. Может, подруга сумеет вызвать ее на слезы, а потом уж все пойдет само собой.

Ему предстоял одинокий вечер. Приходящая прислуга ушла еще днем, и дома Мэльдор обнаружил абсолютный порядок, запах свежих булочек и приготовленное на ужин мясо с лимонным соком. Он приготовил себе кофе, навалил на тарелку половину содержимого латки и, проигнорировав тушеную фасоль, которую, как подразумевалось, он должен был взять на гарнир, принялся поедать мясо просто так, заедая булочками.

На кухонном столе он веером разложил перед собой документы, с которыми следовало ознакомиться перед завтрашними встречами, но в голову ничего не лезло. Машинально он пробегал глазами строки, и в памяти, кажется, даже что-то откладывалось, но сознания не касалось. Он обладал редкой для мужчин способностью думать сразу две или три мысли, делать сразу несколько дел – хорошему юристу это просто необходимо. Юрист должен держать в голове множество подробностей, не давать им смешиваться, ни одной не упустить.

Доев мясо и допив кофе, который на него почему-то плохо действовал, проскальзывал незаметно, будто обычная вода, Мортимер потянулся налить еще одну порцию, посмаковал ее и уже засобирался в постель – вставать надо было рано. Но в этот миг снизу раздался слабый и неуверенный звонок, едва различимый – можно было решить, что это просто электрический разряд проскочил и коснулся контактов. Мэльдор насторожился и услышал, как внизу кто-то скребется – робко, будто мерзнущий щенок.

Он поднялся с кровати, куда повалился в одних брюках, накинул футболку и быстро спустился по лестнице. Всякое бывало в его жизни, и обиженные из соседских домов к нему наведывались украдкой за помощью, зная, что он юрист, и бандиты заглядывали, надеясь отобрать и уничтожить неудобные для них документы. Так что на всякий случай Мэльдор прихватил с собой боевой артефакт, лежавший на подзеркальном столике.

За дверью царила тишина, только дождик, разыгравшийся уже в темноте, шуршал в листьях. Юрист приоткрыл створку не без опаски, но и со смутным ощущением, что никого за дверью нет, и это просто чьи-то шутки.

На пороге, на мокром каменном крылечке стояла Эмита, мокрая с ног до головы, и молча смотрела на деда. Ее неподвижность была так неестественна, что в первый момент Мэльдору показалось, будто это не человек, а призрак или иллюзия. Но потом он заметил то, во что она одета, вернее, состояние ее одежды, и глаза адвоката округлись.

В нем тут же проснулся профессионал. Может, кто посторонний, не привыкший все на свете видеть сквозь юридическую призму, и подумал бы, что девушка могла ободраться о гвоздь на заборе, или что-то подобное, но Мэльдор-то мигом понял – произошла беда, причем совершенно определенная.

Он схватил внучку в охапку и вдернул ее в дом. За ее спиной тут же захлопнулась дверь, звякнул засов. Эмита была мокра с ног до головы и чуть затрудненно дышала, из чего дед сделал вывод – она бежала очень долго. Старшая дочь Мэлокайна была прекрасно тренирована, и от короткого кросса не сбила бы дыхание. Она была почти одного роста с Мэльдором, и он без труда заглянул в ее глаза.