Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец Страница 46

Он почувствовал, что может просто молча взять ее за руку, ни слова не говоря, повести за собой, и она будет его женой. И он едва сдержался, чтобы этого не сделать.

«Но ведь она-то настоящая, а я нет! Для меня это все романтика, мартовский воздух! А если война, если голод, если детей закапывать в мерзлую землю? Она сможет, она настоящая, Ул с Ярой тоже, а смогу ли я?» – подумал он внезапно и, чего-то испугавшись, торопливо отвернулся.

Подошел автобус. Девушка осталась на остановке, а Афанасий заскочил внутрь, даже не поинтересовавшись номером маршрута. Автобус отъезжал, а он смотрел на девушку сквозь заднее стекло. И хотя оно отсвечивало и едва ли девушка могла что-то толком разглядеть, она дважды оборачивалась и смотрела вслед автобусу. На душе у Афанасия было тухло, словно в стиральной машинке задохнулись забытые вещи.

Он с грустью размышлял, что ему свойственно особого рода кокетство своим несовершенством, своей человеческой вялостью и плохостью. Вот я какой слабенький, вот опять не сумел, вот опять не справился! Ну что же вы от меня хотите? Я же смиряюсь, что я такой слабенький! Это захватывало его все сильнее, и он уже совсем не боролся с собой, не барахтался, не шел навстречу боли, радостно списывая все на свою человеческую малость. Там, где у Ула вздувался бугор воли, у Афанасия были впадина или овраг.

Телефон в кармане завибрировал, после чего, словно спохватившись, выдал короткий напоминающий звоночек. Гуля. Афанасий радостно ответил, чувствуя, что очень благодарен ей за то, что она не переворачивает его сердце так, как могла бы перевернуть та оставшаяся на дороге девушка.

* * *

Кафе отыскал быстро. Гуля была его единственной посетительницей. Рядом с ней помещались две кофейные чашки и тарелка с остывшими макаронами. Она пила кофе через макаронину и держала у уха телефон.

Телефоны меняла как перчатки. Сегодняшний ее мобильник напоминал красный бумажник. Когда Гуля болтала по нему, откидывая крышку, казалось, она разговаривает по бумажнику.

– Вообрази: у них нет трубочек! Неудивительно, что к ним никто не ходит! – сказала она, быстро втягивая макаронину в рот. – Поцелуй меня!

– Ты вначале прожуй! – посоветовал Афанасий.

– Ты не романтик! Чем провинилась бедная макаронинка, что ты лишил ее поцелуя? Думаешь только о себе, эгоист!

– Но ты же обо мне не думаешь, – неосторожно брякнул он.

– Неправда! Я-то как раз о тебе думаю! – горячо воскликнула Гуля и, вскочив, больно толкнула его кулачками в грудь.

Афанасию стало совестно. Он чувствовал, что Гуля права. В глубине души он не понимал, почему золотая пчела вообще его выбрала. Он знал, что хуже самого мерзкого ведьмаря из форта Белдо. Да и Гулю многократно и повседневно предает, внутренне готовый променять ее почти на любую девушку.

Скомканно поцеловав Гулю, он сел и, высыпав на стол немного соли, стал рисовать по ней зубочисткой.

– Рассыпать соль – плохая примета! – испугалась она.

– Правда? – удивился Афанасий. – Тогда поздравь меня! Я хозяин планеты!

Гуля недоумевающе кивнула.

– Кто ты?

– Хозяин планеты. Ну смотри: просыплю соль – у всех все будет плохо. Не просыплю – у всех все будет хорошо. Однако, учитывая население земного шара, каждый час соль просыпают человек эдак сто тысяч. И как земля еще вертится?

– Ты как-то неприятно злишься. Занудно, – пожаловалась Гуля и уткнулась в чашку, сделавшись похожей на больного воробья.

Утешая ее, Афанасий нарисовал на соли ее профиль, а рядом сердце, пронзенное стрелой.

– Это мое! – на всякий случай уточнил он. – А стрела… м-м-м… на арбалетный болт похожа! Тьфу-тьфу!

Больной воробей выздоровел и затрепыхал крылышками.

– Ты ласковый… Умеешь утешать, – сказала она. – Это тебя мама научила?

Афанасий оценил ее интуицию. Его действительно научила мама, хотя никаких лекций о женской психологии не читала. Просто была необычайно сложна, умна и капризна. Каждый вечер требовала поцелуев в клювик, обними свою мамочку, где у моего мальчика ушко, дай мамочка посмотрит на солнышки в твоих глазах, светят они или нет? Были и прочие сложные игры в огорчение мамочки, гордость мамочки, трехдневные бойкоты, пылкие взрывы веселья и неожиданные поездки на юга, когда они ссорились с папой, уезжая от него среди ночи, а потом через две недели любезно его прощали.

Сам того не ведая, Афанасий прошел такую школу, что любая другая женщина в сравнении с мамой казалась ему просто психологической амебой. Все равно как после пятнадцати лет игры на органе (ровно столько времени он провел в родительском доме) получить в подарок простенький стодолларовый синтезатор и дальше играть только на нем.

– Все-таки мама! Я знала! – сказала Гуля утвердительно.

Афанасий тревожно покосился на нее. Двойной повтор этого словосочения ему не понравился. Наблюдая за другими парнями и их девушками, он усвоил, что «твоя мама!» – самое страшное женское ругательство. Даже не ругательство – психологическая игра. Самое забавное, что эта игра обратима. Рано или поздно девушка станет матерью сына и о ней тоже скажут: «Твоя мамочка!»

Но это теория. А практика состояла в том, что Афанасий не потерпел бы, что на его маму крошат батон. Точнее, внешне прекрасно потерпел бы, даже улыбнулся, но обязательно поставил бы в нужной графе мысленную галочку.

Однако на первый взгляд Гуля произнесла эти слова вполне спокойно, даже с симпатией. Постепенно Афанасий успокоился, и рядом с сердцем, пронзенным стрелой, появились еще две пальмы – нейтральные и ничего не обозначающие. Пальмы он умел рисовать так же хорошо, как и елочки. Этим его художественные стремления обычно и ограничивались.

– В общем, слушай! Я тут выяснила кое у кого, пока ты добирался! – затарахтела Гуля. – У Белдо есть парень с даром ускорения! Ну просто дико противный! Знаешь, есть такие люди, вроде все из себя распорядочные, но пролезь перед ним в очереди или обидь его как-нибудь на полкопейки, такая грязища попрет! Лучше б, думаешь, ты последней сволочью был! И то бы легче!

– И чего этот парень? – спросил Афанасий.

– А ничего! Млада и Влада посадили его на хвост Макару! Он должен был принести золотую пчелу!

– И?

– … и почему-то не справился! А вскоре Макар непонятно как оказался в квартире Арно и что-то оттуда упер.

– У Арно? Это точно Макар?

– Да. Какая-то женщина с улицы сняла на телефон, как он стоит на балконе. Снимок попал в полицию, а у Тилля там все схвачено!

– А что украл Макар?

– Спроси чего-нибудь полегче. Теперь Гай орет на Белдо, Белдо царапает Младу и Владу, а Млада доступно объяснила этому парню с даром ускорения, что либо он приносит пчелу и возвращает то, что похищено у Арно, либо она проклинает его так, что от него до старости на сорок метров будет пахнуть тухлыми яйцами.