«Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев Страница 46

— Что ни говори, Матюха, а супротив нашей эта землица вовсе негодящая выходит! — Старший унтер-офицер Кулькин оперся на лопату и перевел дух. — Камни тута одни да песок. А у нас воткни оглоблю, через неделю яблоня вырастет.

— Оно так, — согласился работавший рядом гвардеец. — Да только ведь барская она, не своя…

— Ну ты дурачок, Матвей! — В голосе унтера прозвучала насмешка. — Царские указы не читал?

— Которы?

— Те, что надо, дурень. Не знаю, как прочие, но я свои сто десятин выслужил.

— Нешто в отставку пойдешь, Лексан Юрьич?

— Зачем? Куды же мне без гвардии? Мне без гвардии никак нельзя. Подпишу бумагу на полный пенсион — служить, пока в силе, а там до самой смерти по пол сотни рублей в год получать буду. Серебром! А то на офицерски курсы пойду, как их превосходительство советовали. В дивизии таки открывают, говорят, и струмент математический государем прислан.

— Не-е-е, а я, как срок выйдет, домой вернусь. Хутор Глинище, может, слыхал?

— На берегу Медведицы который? Бывал даже там по молодости. От Царицына-то всего ничего.

— Ага, он и есть. Приеду, значится, весь из себя герой в медалях, и в первую голову женюсь.

— Дело хорошее. А потом?

— Да не знаю. Если жив останусь, то и придумаю чего, — солдат кивнул на погибших, для которых они и копали могилы. — Наше дело такое…

— Не боись, — подбодрил унтер и ткнул пальцем за спину, где другая команда торопливо забрасывала землей яму с застрелившимся час назад подпоручиком Закреневским: — Видишь? Нарушил господин офицер слово о сбережении солдат, данное государю императору, совесть его со свету и сжила. Теперь вот без отпевания, как пса какого…

— Храбрый человек был, — пожалел самоубийцу Матвей.

— Храбрость-то с дуростью не путай! И вообще, хватит базлать, работу заканчивать надобно! А то, вишь, батюшка уже кадило раздувает.

Священника, рекомендованного в дивизию лично отцом Николаем, тем, что из Красной гвардии, уважали. Именно уважали, но не любили за тяжелую руку и своеобразные епитимии, накладываемые на согрешивших. Положит, бывало, прочитать двести раз «Отче наш», да не просто так, а во время учебной сабельной рубки. Или полтыщи земных поклонов в полном снаряжении да с набитым песком ранцем. А до места поклонов еще бежать три версты, а после них по мишеням тридцать патронов выпустить. Изверг, как есть изверг. А сам стоит рядышком, в бородищу ухмыляется. И попробуй слово поперек сказать — брови нахмурит, старые шрамы на лице кровью нальются… Жуть! Лучше не грешить.

Страшная головная боль с постоянными приступами тошноты не выпускала полковника Бенкендорфа из шатра. Он лежал на раскладной походной койке под клетчатым трофейным пледом и прислушивался к доносившимся снаружи звукам. Вот затихло шорканье лопат о землю — гвардейцы закончили копать могилы. М-да… едва ли не четверть состава отряда останется здесь навечно, а если считать гусар, то почти треть. И все из-за одного мерзавца… с помощью самоубийства сбежавшего от суда и виселицы. Разжалование было только первым шагом к петле. Сбежал. Ах, как благородно — тонкая ранимая душа дворянина не выдержала участия в казни захваченных шотландцев. Ублюдок!

— Шапки долой! — послышался голос капитана Денисова.

И тут же глубокий бас отца Димитрия завел заупокойную службу. Но что это? Молитва прервалась громким возгласом:

— Срочно позовите Его Превосходительство! Государственное дело!

Какого черта, прости господи? Александр Христофорович растер лицо руками в надежде, что его цвет хоть немного будет отличаться от зелени мундира, и попытался подняться на ноги. Но тут же коварный потолок поменялся местами с полом, и вбежавшие офицеры обнаружили своего командира лежащим ничком. По счастию, пребывающего в полном сознании.

— Г-г-господин п-п-полковник! — Капитан Денисов совершенно бледен и заикается, что раньше за ним не замечалось. — С-с-срочно т-т-требуется в-в-ваше п-п-присутствие!

— Неужто самого Нельсона поймали?

Офицер шутку не поддержал и отвел взгляд:

— Х-х-хуже…

Опираясь на плечо неизвестно каким образом оказавшегося тут старшего унтер-офицера Кулькина, Александр Христофорович встал, чуть покачнулся, удерживая равновесие, и решительно последовал к выходу:

— Показывайте.

Его повели на небольшой пригорок, где у свежевырытой общей могилы лежали тела гусар. Денисов, справившийся с заиканием, мрачно указал на одно из них, выделяющееся грязным, но когда-то белым мундиром среди красных с золотом ментиков и доломанов.