И оживут слова. Часть II - Наталья Способина Страница 46

— Она дает мне силы. Дальше тело само.

— С ума сойти, — пробормотала я и поняла, что испытываю желание отодвинуться от этого волшебного мальчика подальше.

Альгидрас рассмеялся так, словно услышал хорошую шутку.

— Знал бы, что правда так отворотит тебя от меня, рассказал бы сразу.

Я прислушалась к себе и вдруг поняла, что не отворотило. Он пугал меня, но отвращения не было. И желания убежать не было тоже — мимолетные реакции не в счет.

— Обряд! — напомнила я.

— Диво, что люди так мало думают об истинной сути обрядов. У нас все видели посвящение хванца просто перерождением мальчика в мужа. Но обряд намного глубже. Взойдя на ложе, ты становишься частью Святыни на время обряда, а она пронизывает тебя насквозь. Так бывает лишь однажды. А квары проводят обряды… другие. Нападая на деревню, они вырезают весь род.

Я постаралась не вздрогнуть. Голос Альгидраса звучал отстраненно и сухо, словно он читал лекцию. Я смотрела на лицо, знакомое до последней черточки, и боялась пропустить хоть слово, а еще молила, чтобы Радим и Злата подольше задержались в доме и не прервали нас.

— Деревня — это род, даже если не все там одной крови. Хотя с годами все равно все роднятся. Но они являются родом еще и по связи с местом. Понимаешь?

— Пока да.

Альгидрас удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Их ведун выбирает добровольную жертву. У нас это был я. Потом, пока весь род гибнет, добровольная жертва уводится в обряд. Это… — он помолчал, словно подыскивая слова. Сейчас его акцент усилился, хотя говорил он довольно медленно. — Я не могу хорошо объяснить. Он пускает кровь, что-то вливает в рот, а потом… ты умираешь с каждым из своего рода. Видишь его агонию, чувствуешь боль, слышишь последние мысли. Ведун держит в тебе нож. В разрезе под сердцем. И сила идет к нему. Через тебя протекает сила и агония каждого из твоего рода. Я… я не могу рассказать понятней.

Только когда Альгидрас замолчал, я почувствовала, что мои руки затекли — так сильно я сцепила пальцы. Чувствуешь смерть и агонию каждого в роду… Слышишь последние мысли…

— Как же ты не сошел с ума? — прошептала я, даже не думая в тот миг о такте.

Альгидрас слегка раскачивался взад и вперед, словно следуя какому-то ритму из своих мыслей. После моего вопроса он медленно поднял взгляд от земли.

— Почему ты думаешь, что не сошел?

И мне стало очень неуютно под этим взглядом.

— А что потом? — спросила я, чтобы разорвать молчание.

— Потом они бросают жертву умирать. Ведун полон сил, жертва больше не нужна. Радим пришел, когда я умирал. Он меня спас. Первого, кто входит в дом с жертвой, должна убить отравленная стрела. Я видел, как они прятали арбалет и натягивали нить у порога… Потому все говорят, что дома те прокляты. Один гибнет, остальные боятся входить.

— А до тебя еще были выжившие после обряда? — осторожно спросила я.

— Я никогда не слышал о том раньше.

— Мне очень жаль, — прошептала я, отчаянно желая коснуться его руки и боясь это сделать, потому что вдруг поняла, что я и вправду ребенок в этом мире — наивный и доверчивый. И ничего не знаю о жизни.

— С обрядом что-то пошло не так, — вдруг сказал Альгидрас. — С ними не было их святыни, и ведун ввел в обряд наш Шар, будто хотел сделать обряд сильнее. Шар засветился, как делал, когда к нему обращался наш Жрец. Тогда ведун закричал и упал, а в меня хлынуло столько силы, что наступила чернота. Больше я ничего не помню.

— Усилить обряд, — пробормотала я и задохнулась от озарения. — Я знаю, зачем им обряд!

Я даже вскочила на ноги и нервно шагнула в сторону, а потом круто развернулась, не в силах устоять на месте. Альгидрас тоже вскочил:

— Зачем?

— Помнишь, я говорила тебе о Деве? Про легенду? Слушай! — я схватила хванца за локти. — Мне в голову пришли строчки. Только они были не моими. Не тем, что я писала.

Альгидрас нетерпеливо кивнул, торопя продолжить. Зажмурившись, я заговорила:

— «Говорят, что Каменная Дева знает, когда ее дети нуждаются в ней. Только нет у нее сил помочь, потому что опутали путы высокую грудь, да стынут ноги в сырой земле. И только обряды дают ей силу услышать своих детей. И плачет Дева не о погибших в тех обрядах, а о том, что с каждым днем голоса ее детей все тише».

Когда я открыла глаза, Альгидрас смотрел на меня потрясенно.

— Ты! Ты!

Он вырвал руки из моей хватки и крепко прижал меня к себе, стиснув так, что мне стало трудно дышать. И в тот миг, когда я почувствовала себя вжатой в его гибкое сильное тело, я вдруг осознала, что я дома. Меня накрыло таким чувством завершенности — физической и эмоциональной, что я зажмурилась. Кажется, Альгидрас почувствовал это, потому что неловко отстранился и выпустил меня из объятий.

— Что происходит? И что с Девой?

— На какой вопрос отвечать? — нервно усмехнулся он.

— Про Деву! — решилась я.

— Выходит, Дева — Святыня кваров. А обряды… если верить этим строкам… Обряды нужны им, потому что она не с ними… Боги! Они ее просто ищут.

— Ищут?! Они для этого гробят столько жизней? Ради поиска?!

Я не поверила своим ушам. Это кем же нужно быть, чтобы такое творить? И кем нужно быть, чтобы так спокойно об этом рассуждать? Я неверяще уставилась на Альгидраса. Он, кажется, правильно понял мое возмущение, потому что глубоко вздохнул и запустил пальцы в волосы.

— Ты не понимаешь, что такое Святыня, — негромко сказал Альгидрас и отвел взгляд в сторону. — Она зовет их. Они не могут иначе.

Я покачала головой. От меня он понимания в этом вопросе не дождется. Я уж лучше буду наивным ребенком.

— Сколько все-таки всего Святынь? — спросила я, намереваясь по максимуму использовать его откровенность. Условную откровенность, потому что у меня, по-прежнему не было никаких гарантий, что он не лжет.

Альгидрас то ли не почувствовал моих сомнений, то ли сделал вид:

— Получается, что мы точно знаем о трех.

— У нас только домыслы.

— И рисунок княжича.

Я несколько секунд смотрела на Альгидраса, не понимая, о чем он, а потом неверяще произнесла:

— Женщина на рисунке — это Дева?

Альгидрас медленно кивнул.

— Почему ты так решил?

— Княжич нарисовал, — серьезно пояснил Альгидрас.

Я прыснула, намереваясь сообщить, что они с Миролюбом — два клоуна: в одном внезапно проснулись художественные способности, а второй тут же записался в главные ценители искусства, когда меня озарило:

— Слова про Деву пришли мне в голову, когда я целовалась с Миролюбом.

Альгидрас сощурился: