Вступление - Дмитрий Янтарный Страница 46

— Конечно, — продолжал он, — сами по себе Цвета мало что значат. Потому как не существует тех, в чьём характере доминировал бы только один Цвет. В каждом они существуют в определённом соотношении. И друг друга они не очень любят, уж можешь мне поверить. Но в конечном итоге на характер каждого в первую очередь влияют те два Цвета, которые в нём доминируют. И их сочетание есть основная причина того, что твой, мой, чей бы то ни было ещё характер таков, какой он есть.

— Вот какова наша тайна, принц, — печально сказал он, — вот цена, которую мы платим за то, что мы такие великие, такие могучие, за то, что можем позволить себе смотреть на простых смертных, как на пыль под своими лапами. Однажды взлетев в небо, дракон навсегда обречён оставаться с тем характером, который у него на тот момент был. И ему уже никогда не измениться! Поэтому я так благодарен тебе за Меридию, мальчик мой, — в этот момент он подошёл и положил руку на моё плечо, — ты верно подметил, в ней доминировали Золото и Серебро, но Серебро было немного сильнее, а что есть Цвет странных состояний для драконов, которые сами по себе — в высшей степени одаренные магические существа? Думаю, ты и так знаешь ответ на этот вопрос. Но в самый важный момент ты поддержал её — и Золото взяло верх. Это целиком и полностью твоя заслуга.

— То есть для того, чтобы научиться с вами жить, мне всего лишь придётся принять тот факт, что никто из вас не изменится? — спросил я, — вы такие, какие есть, один раз и на всю жизнь?

— Именно, принц, именно, — печально подтвердил Мизраел, — это — обратная сторона нашей силы, наше проклятие, наша карма: мы можем играть только одними и теми же картами за право играть ими сколь угодно долго и сколько угодно много раз.

— А меня… если вы хотите сделать меня драконом, — на этом моменте я запнулся, ибо в подобное мне всё ещё верилось с большим трудом, — со мной будет то же самое?

— А вот на этот вопрос у меня нет ответа, Дитрих, — в этот момент Мизраел отвернулся от меня, старательно пряча взгляд, — могу лишь сказать, что мне очень хотелось бы, чтобы это было не так…

* * *

Ещё два дня я приходил в себя после всех этих событий. На третий день я уже был готов идти на тренировку к господину Киртулику. Я всё же решил попытаться идти до конца, как бы мне тяжело и больно при этом не было. Однако в этот же день во время обеда Мизраел вновь попросил меня прийти в Зал Камней.

— Если вы желаете тренироваться дальше, принц, — сказал он, — мы должны убедиться, что у вас ещё остались шансы стать… да, как вы уже и сами поняли, всё это мы затеяли для того, чтобы сделать из вас дракона. Но Киртулик, увы, прав: твой духовный рост, который открыл бы возможность для этого, мог продолжаться только до тех пор, пока ты не знал всей правды о Цветах. Теперь же ты всё знаешь — и, если ситуация не изменилась с тех пор, как ты в первый раз прикоснулся к камням, все дальнейшие усилия бесполезны.

— Вообще-то, Ваше Величество, когда Гиордом уносил меня из Кошмара, то сказал, что теперь это возможно.

— Мы будем только рады, если это так, — кивнул хозяин замка, — тем не менее, нам надо убедиться.

И вот я снова стою в зале, в который меня сразу же отвели в день моего прибытия сюда.

— Ничего нового, принц, — сказал Мизраел, — просто снова ненадолго взять в руки каждый камень по очереди.

* * *

В этот момент Гвинелла и Карнелла увещевали Меридию покинуть комнату, в которой были бы видны результаты взаимодействия принца с камнями.

— Ма, Ба, гиблое дело затеяли, — сказала Ариадна, уже с удобством расположившаяся в одном из кресел, — она же теперь к нему привязана, она имеет право знать, что он такое.

— И что, сможешь ты его любить после того, как в душу ему заглянешь и увидишь все самое сокровенное? — спросила Карнелла, — ну дело твоё, внучка. Тебя предупредили.

Принц, не став нарушать порядок, по которому он знакомился с камнями в первый раз, взял в руки азурит

— Лазурь восьмёрка, — сказала Карнелла, — а было семь. Это интересно. Значит, ситуация и в самом деле изменилась.

Постояв какое-то время, принц снова потянулся к полупрозрачному гелиодору.

— Золото — девять, — с удовлетворением сказала Карнелла, — всё-таки молодец принц, зря я на него ополчилась в первый день. Эх, жаль, Киртулик так опростоволосился, ещё бы пару месяцев — и, кто знает, может и удалось бы его совсем сбалансировать.

— Что значит — сбалансировать? — недовольно спросила Меридия, — чтобы всех Цветов было поровну, и он вообще ничего не ощущал? Оставить его безвольной куклой без эмоций?

— Ах, внученька, — всплеснула руками Карнелла, — ну неужели ты до сих пор думаешь, что это всё, — она обвела рукой комнату, указала на принца, берущего в руки гранат, на вспыхнувшую цифру семь, — благо? Это проклятие, быть вечным рабом собственных эмоций! И лишь те, кто сбалансировал Цвета в своей душе, могут любить, мечтать, творить, сопереживать — без оглядки на то, что за всё это придётся платить болью и страданиями. Мы всего лишь хотели, чтобы принц не повторил судьбу Гиордома.

В этот момент принц, положив гранат на место, взял в руки аметист.

— Двадцать один, — сказала Карнелла, — вёе-таки мы смогли хоть чуточку убедить его раскрыться и довериться нам. Теперь будет немного проще.

Следующим в руки принца лёг мрамор.

— Серебро — двенадцать. Тоже чуть выросло. Хорошо.

Однако принц никак не желал выпускать из рук мрамор. Казалось, он пытается вслушаться в него, и лишь когда его окликнул Мизраел, он положил на место камень и взял в руки кусочек тёмно-жёлтой смолы.

— Янтарь — четырнадцать. Тоже хорошо, — удовлётворенно сказала Гвинелла, — чего было много — стало чуть меньше. Хороший прогресс.

И последним в руки принца лег тёмно-зелёный нефрит.

— Одиннадцать, — хлопнула в ладоши Карнелла, — превосходно. Восемьдесят два в сумме. Его можно учить…

* * *

И для меня потянулись бесконечные, тоскливые дни обучения. Я не обманулся в своих ожиданиях: Киртулик, в самом деле, на каждом занятии буквально вынимал из меня душу. Первые три занятия я только и делал, что раз за разом творил свои новые крылья. Разумеется, мои ангельские он мгновенно забраковал и принялся учить меня творить, по его словам, настоящие, то есть драконьи. К несчастью, между ними не было почти ничего общего. Структура скелета, которая использовалась для перьевого крыла, никак не подходила для кожистого. Перьевые крылья должны весить мало — и потому они могли быть полыми. С драконьим же такое не прокатывало: даже для того, чтобы манипулировать крылом с самой простейшей кожистой перепонкой, кость должна быть очень прочной. В конце концов, к исходу второго дня мне, после нескольких десятков попыток удалось создать то, что господин Киртулик охарактеризовал как: «Пока сойдёт».

На утро третьего дня я уже по созданной заготовке сотворил свои новые крылья и по приказу господина Киртулика принялся ими размахивать. И, разумеется, после первого же взмаха они надломились, вызвав у меня вспышку боли. Я, с трудом удержавшись от крика, упал на колени, теряя над ними контроль и с трудом сдерживая слёзы.