Полчаса до весны - Юлия Шолох Страница 46

Давно не было такой сумятицы в мыслях. Нет, надо наводить порядок.

Он до последнего собирался в кафе «Музыкальная гавань» на городской окраине, где нашел музыкантов из парка, которые выступали по выходным почти всю ночь, однако на выходе его пригласили к Юстасу Догу.

Кабинет у одного из основателей бойцовского клуба располагался в подвале, в помещении с толстыми стенами и множеством узких вентиляционных отверстий под потолком. Еще больше было сливных отверстий в плитках пола, они попросту были ими усыпаны. Дело в том, что хозяин этой берлоги панически боялся утонуть, попав в ловушку собственного кабинета, доверху заполненного водой. На самом деле не факт, что сливные отверстия действительно соединялись с канализацией, но зато роль успокоительного средства исполняли, и неплохо.

Вот так вот, думал Алехо, присаживаясь в мягкое красное кресло. Все чего-то боятся.

– Алехо, родной мой, – начал Юстас, широко улыбаясь щербатым ртом. Учитывая суммы, которые крутились на его счетах, зубы у него могли быть из алмазов, но это тоже одна из фишек человека, который понимает реальное устройство жизни. Который знает цену естественному. – Как поживаешь? Все хорошо?

– Все отлично.

– Вот и замечательно. Я рад. Скажу по секрету, я так давно тебя не видел, что запамятовал, о чем мы там вначале договаривались насчет нашего маленького совместного дела?

Алехо улыбнулся услышанному. Старый лис обладал такой крепкой памятью, что можно позавидовать.

– Да я и сам что-то не припомню, – он закинул ногу на ногу, разваливаясь в кресле и покачивая кроссовкой. Чего скрывать, Юстас ему нравился, и даже больше – в некоторые моменты он перетягивал на себя большую часть сыновьей любви, которая в последнее время требовала применить ее на другой, более достойный и подходящий объект.

Юстас перестал ухмыляться и сразу стали видны его глубокие, будто до самой кости морщины.

– Мальчик мой, скажи, ты не собираешься еще от меня уходить?

Алехо задумался. А потом сам удивился тому, что не ответил мгновенно. Раньше этот вопрос вообще не поднимался.

– Нет.

Дог кивнул.

– Но подумываешь?

Алехо открыл рот, но с удивлением обнаружил, что молчит. Как-то многовато удивления для одного вечера.

– Это должно было произойти. Ты и так слишком задержался, нянькаясь с теми, кто не твоего поля ягода. Вон, и не стараешься даже больше.

– Да нет же! Я не собираюсь завязывать! – воскликнул Алехо. – Да, я лоханулся сегодня, целых два раза, но и раньше такое бывало! Просто, – он поискал объяснения, но не нашел. Пришлось использовать одну из стандартных отговорок. – Просто так получилось.

Юстас кивнул, конечно же, со всеми бывает, но остался непривычно серьезным.

– Нет, я не о том. Раньше бывало, кто спорит, да по-другому. Я знаю одно, дорогой мой, – как только ты найдешь для себя что-то более важное наших с тобой скромных заработков, бросишь и меня, и наше дело так быстро, что и попрощаться, скорее всего, не успеешь. Это время очень близко. Я достаточно долго живу на белом свете, чтобы видеть, когда пора разрывать контракт, который скоро сам себя исчерпает.

– Вы хотите разорвать контракт? – удивился Алехо. Контакта как такового конечно, у них не существовало, но он что, и правда, собрался прекратить пусть даже устный договор? – Зачем? Мне достаточно просто выйти в зал, и я найду десяток таких контрактов. Так в чем дело?

– Найдешь, мой мальчик, я знаю, – Юстас снова улыбнулся, с той самой теплотой, которая напрочь отсутствовала в окружении квартов. Там теплота и вежливость в общении с малознакомыми людьми практически приравнивалась к слабости. – Я совсем не собираюсь с тобой расставаться. Но я уверен, что скоро ты сам уйдешь. И хотя в денежном эквиваленте я сильно потеряю, не поверишь, я буду рад, если ты станешь счастлив. Это, конечно, стариковская болтовня, но человек рождается, чтобы быть счастливым. Для большинства счастье – это любимый человек, вторая половина. Меньшинство любят достаток, власть и управлять другими себе подобными. Самая малая часть – делать другим больно. Но ты не глуп и не станешь заменять настоящее счастье суррогатами. Ты ведь знаешь, что тебе не нужно все то, что у тебя есть? Твой талант так и остается без развития, а ты мог бы давно закончить свою пижонскую академию и красоваться по правую руку от отца. Но ты достаточно умен, чтобы видеть разницу между тем, что имеешь и тем, что хочешь иметь. Правда?

Ну вот. Снова здорово! Нотация о счастье. Намеки на семейное счастье от человека, у которого десяток бывших жен и несколько десятков официальных детей, про неофициальных история умалчивала. Что поделать, даже Юстаса иногда заносило.

– Иди, – тот потянулся к Алехо и ласково хлопнул по его колену рукой. – И знай – если ты вдруг исчезнешь, я буду знать, что ты пошел вслед за своим счастьем. И сделаю все, о чем договаривались. Ни о чем не переживай.

Алехо с радостью вырвался из душного кабинета, не зная, раздражает его такой слюнявый Юстас или все-таки вызывает симпатию. Иногда он любил его как отца, иногда просто терпеть не мог за эти бесконечные загадочные нотации и нудные размышления о смысле жизни. Пошло, господа. Это все слишком пошло, чтобы воспринимать серьезно.

А к черту, Алехо сел в машину и слишком сильно хлопнул дверцей. И вместо того, чтобы возвращаться в «Подземный рай» и домой, отправился в «Музыкальную гавань». Ему нужна эта чертова дудка, и пусть все пропадет пропадом!

* * *

Когда, наконец, наступили выходные, все вздохнули с облегчением – Ленкину мать прооперировали, и результаты оказались положительными, у сестры как раз заканчивалась сложная магическая процедура усиления иммунитета, необходимого для легкой переносимости особо сильных лекарств.

– Прости меня, – сказала Лиза, вернувшись после занятий, встав посреди комнаты и даже не раздевшись. Шапку она держала в руке и помахивала ею, как веером. – Тяжело жить с чужими людьми. Постоянно излучать дружелюбие. Улыбаться, когда все паршиво. Скрывать дурное настроение, которое так просто не возьмешь и не выключишь. Рано или поздно срываешься. Ну, ты понимаешь.

Кветка некоторое время смотрела на нее, а потом расхохоталась.

– Лиза-а-а…

Синичка наклонила голову, но было видно, как она изо всех сил подавляет улыбку. Все-таки извиняется, а не просто так на середину комнаты выперлась.

– Тебя прямо колбасит. То ты злая, как три литра кислоты, то прямо как банка конфитюра. Не можешь соблюдать баланс?

Та вздохнула.

– Нет, как видишь.

– А что тебя успокаивает?

Синичка промолчала, но бросила неконтролируемый взгляд в сторону стола, на котором в творческом беспорядке громоздились ее бумаги, большую часть из которых составляли карикатуры или карандашные наброски.

– Ну, конечно! – Кветка подивилась своей недогадливости. – Конечно, рисунки! А то, что ты из упрямства и какого-то изощренного самомазохизма не позволяешь себе ничего, кроме карикатур, конечно, весьма талантливых, но все же кривых отражений реальности, дает тебе по мозгам. Верно? А что мешает тебе рисовать в виде лечения пейзажи? Или вон чайник изобрази в окружении кастрюлек.