Десятая жизнь - Ирина Матлак Страница 46

Среди окружающих запахов вдруг стал уловим еще один, от которого мои уши моментально навострились, а по коже пробежала мелкая дрожь. Умом я не понимала, что происходит, а вот инстинкты четко предупреждали: опасность. Правда, понять, откуда именно она исходит, не удавалось.

Обернувшись, я посмотрела в другой конец улицы, но ничего подозрительного не обнаружила. Сейчас я находилась далеко от центра, прохожих здесь было совсем немного, и это обстоятельство, радующее еще несколько минут назад, сейчас заставляло нервничать.

Заливистый собачий лай прозвучал совсем близко, вместе с ударами о землю тяжелых лап. Вывернув из-за поворота, на меня мчались три огромных черных пса… полумертвых, что я успела заметить, прежде чем в следующую секунду сорваться с места.

Что за черт?! Откуда? Почему я не услышала их приближения раньше?!

Мысль о том, что от собак нельзя убегать, иначе они еще больше будут воспринимать тебя как добычу, мелькнула и тут же исчезла. Когда за тобой гонится такое, совет «оставаться на месте» кажется просто абсурдным!

От псов откровенно смердело непосредственно псиной и землей. Вонь была премерзкой, забивающей легкие и подпитывающей градус накрывающей меня паники. Я неслась как никогда в жизни, чуть ли не идя на мировой рекорд и неотрывно ощущая позади себя присутствие трех голодных тварей. Их зловонное дыхание практически щекотало мои пятки, заливистый лай непрерывно звучал в ушах, и я лихорадочно искала что-нибудь, на что можно вскарабкаться. Как назло, деревьев здесь росло немного, а на тех, что попадались, нижние ветки располагались слишком высоко.

В голове роился целый калейдоскоп суматошных мыслей, начиная с той, что встреча с такими собаками не может быть простой случайностью, и заканчивая той, что, если немедленно что-нибудь не придумаю, меня разорвут на мелкие кусочки! Разумеется, последняя превосходила все остальные и билась в мозгу как набат под стать громким ударам моего сердца. Где-то на задворках сознания еще мелькало сожаление, что все-таки нужно было слушать Лафотьера и не ходить по городу одной, но… нет, ни за что этого не признаю, даже перед самой собой!

Пока в голове творилась полнейшая каша, а инстинкты подстегивали бежать изо всех сил, дабы не быть сожранной, глаза выискивали пути к спасению. И когда мой взгляд неожиданно наткнулся на пожарную лестницу, прикрепленную к стене какого-то дома, я, не задумываясь, бросилась к ней. Попутно отметила, что дом очень старый, буквально дышащий на ладан, как и, вероятно, лестница, но в настоящий момент это волновало в последнюю очередь.

Говорят, когда жизни угрожает опасность, человек способен на настоящие подвиги, действуя за гранью своих обычных возможностей. С уверенностью заявляю: чистая правда! Лестница начиналась не у земли, а гораздо выше, и все же мне удалось на нее запрыгнуть — прямо с разбега, не останавливаясь ни на миг! Как только я на ней оказалась, челюсти одной псины клацнули у моей ноги, зацепив при этом сандалию. Меня дернуло вниз, но я каким-то чудом устояла и даже суматошно поползла вверх, а вот лестница начала опасно раскачиваться.

Я знала, что лучше не оборачиваться и не смотреть вниз, но не выдержала и взглянула, да так и застыла в немом изумлении и ужасе: та самая псина, что ранее ухватила меня за сандалию, сейчас исхитрилась повиснуть на нижней перекладине. Цепляясь за нее здоровыми когтистыми лапами, она впивалась зубами в ржавое железо и пыталась раскачивать и без того хлипкую лестницу.

Эта тварь что, еще и настолько разумна? А если у нее получится вскарабкаться следом за мной?!

Последняя мысль заставила вернуться к своему импровизированному скалолазанию и вновь устремиться вверх. Лестница скрипела и держалась на честном слове. Казалось, проржавелое железо вот-вот не выдержит и полечу я вниз без единого шанса приземлиться на четыре лапы…

В какой-то момент я внезапно почувствовала, как среднему пальцу правой руки стало горячо. Камень в перстне, который дал Лафотьер, раскалился и засверкал так, словно его наполнило настоящее пламя. Недолго думая я отцепила руку от лестницы и направила исходящий от камня свет прямо на псов. Со стороны, наверное, могло показаться, что я показываю им неприличный жест… хотя, в общем-то, так оно и было.

К исходящему от собак амбре добавился запах паленой шерсти. Псины заскулили, как побитые дворняги, а та, что повисла на лестнице, взвыв, рухнула на землю. Не теряя драгоценного времени, я снова ухватилась за лестницу, двинулась наверх и…

Подумалось, что противный, ударивший по ушам скрежет — последнее, что я слышу в своих жизнях. Все-таки не выдержав, лестница сорвалась, отделилась от кирпичной стены и стала стремительно накреняться. Я цеплялась за нее, отчаянно пыталась сообразить, куда можно перепрыгнуть, но глубоко внутри понимала — это конец. Даже если не помру, покалечусь точно.

Из ставшего шершавым горла не вырывалось ни звука, хотя мне ужасно хотелось заорать. Ставшие холодными и липкими пальцы впивались в ступени буквально до крови, где-то внизу продолжали поскуливать псы, и ласковый, совершенно неподходящий ситуации ветер принес мне несколько белоснежных лепестков…

Я падала. И это падение воспринималось как в замедленной киносъемке, когда одна секунда равняется тридцати. Я видела отдаляющуюся кирпичную стену, кусочек чистого голубого неба и ощущала под собой пустоту. Пальцы соскользнули с железной ступени, звуки вдруг стали приглушенными, все тот же ветер развеял мои волосы и подол сарафана.

Мгновение, другое…

И вдруг пустота сменилась внезапным прикосновением, откладывающим мою встречу с твердой землей.

Глядя на подхватившего меня Лафотьера, я с трудом сознавала происходящее. В направленных на меня черных глазах, точно как в камне перстня, горел алый огонь. Ветер сплетал наши волосы, совсем как в недавнем ритуале, а замедлившееся время нарушило законы гравитации, создав иллюзию того, что мы парим в воздухе бесконечно долго. Находясь в руках темного мага, я как-то отрешенно замечала, что нас окружают сполохи тьмы, в которых кружат принесенные ветром лепестки…

А потом тьма стала густой и, показалось, проникла прямо в меня. Когда Лафотьер, продолжая удерживать меня на руках, опустился на землю, веки вдруг сделались невероятно тяжелыми, и я окончательно погрузилась в сомкнувшуюся надо мной черноту.