Нет чужих бед - Оксана Демченко Страница 46

Само собой, сложно не впустить служителей гармонии. Наименьшее, что грозит гордецу, — тяжелое и долгое разбирательство, огромный штраф и опала. Но возможны и иные последствия, вплоть до лишения свободы и жизни. И даже хуже: сокрушительное по тяжести признание безродным изгоем.

Гриф понял бы и впустил. Его прямой законный наследник — тоже. А младший? Владыка на час, повелитель замка в отсутствие настоящего хозяина… Отказать побоится. Впустить — тоже. И, весьма вероятно, вступит в бессмысленные препирательства, которыми немедленно воспользуется тварь. Ускользнет. Как изворотливого вампира найти снова, если зрец при смерти? Последний настоящий зрец! И он-то, гласень, знает: не добудет живую тварь — не воспитать уже в семивратном храме новых зрецов и внемлецов. Это — одна из величайших тайн Гармониума… И его трагедия.

«Здесь, у берега моря, земля смята, как кожа старика», — с досадой подумал гласень. Вот он, шпиль. Взглянешь — рядом, хоть рукой факельный огонек щупай! А по кратчайшей дороге придется тащиться до самого рассвета, никак не меньше. Ползти в кромешном мраке, преодолевая глубокую складку рельефа.

Пока что карета двигается вниз, в лощину. Сотник решительно покинул экипаж, и его голос почти сразу сухо и четко зашептал приказы впереди, у конских морд. Когда он на ходу запрыгнул в открытую дверцу, то выглядел довольным.

Гласень плотнее запахнул мех накидки. Пронаблюдал, как страж подбрасывает в печурку свежую порцию древесных углей.

— На подъеме припрягут еще четверку коней, я отослал вперед разъезд. Факелами подсветят нам дорогу, чтобы не рисковать каретой на поворотах и над обрывами не сбавлять ход до шага, — вздохнул сотник, сидя на корточках у медного горячего бока печки, грея руки. — И лекаря местного приволокут. Травника.

— Ладно удумал. Что краснокожие?

— Уже оба разбужены и накормлены. Укротители уехали вперед. Десяток стражей с ними. Я приказал проверить дорогу и две дополнительные тропы.

— Если этот мальчишка не впустит нас, — усмехнулся гласень, — он станет жертвой вампиров.

— Воистину так, — охотно одобрил сотник. — Укажите неразумному, где начнем искать? Зрец пока, увы, бесполезен.

— Сперва покои жен. Затем кормилиц, — раздумчиво прикинул гласень. — Опознать будет нетрудно. Я уверен: это женщина. Не девочка уже, но хороша собой. У нее есть примета, которую трудно спрятать. Волосы с оттенком роллова огня. При любой маскировке заметен.

— Я поясню светцам, — отозвался сотник, не показав и тени удивления.

Гласень еще раз порадовался своему выбору. Этого молодого и честолюбивого стража маэстро считал излишне ретивым. Советовал взять другого, более исполнительного и почтительного. Двигались бы спокойнее, отдыхали чаще. И дали запас времени твари! У вампиров настоящее чутье на опасность. Звериное. К тому же нерасторопный и тупой сейчас сделал бы испуганное лицо или вовсе отказался подчиняться. Он ведь знает: охота идет на тварь. Краснокожую и ужасную. Видел подобных не раз в охране маэстро, да и в отряде их двое имеется. Могучие, на голову выше любого воина. В плотной шкуре багряного цвета, с непроницаемыми глазами без зрачка, зеркальными и блеклыми.

А ловить и хватать приказано человека, женщину. Возможно, одну из жен грифа!

— Если мы возьмем ее живой, — на сей раз гласень смотрел прямо в лицо сотника, — я обязательно спрошу и запомню твое имя, чадо. И постараюсь, чтобы дворец эргрифа услышал его. Таково мое слово.

— Это щедрое обещание, о лучедар.

Веки внимательных серых глаз светца чуть дрогнули. И гласень подумал, что, несмотря на ужасающее невезение, у охоты есть шанс. Да, их задержала непогода. Затем приболел старый зрец. Затем, вот хуже некуда случай, молодого вызвали в столицу, такова была воля маэстро, переданная через служителя ближнего Гармониума, оповещенного почтовой птицей. Но все же надежда есть. Безродный страж так хочет передать потомкам никому не известную пока фамилию, возведя собственный аориум, что готов разрушить до основания чужой. Рискнуть всем. Не может не понимать: если план сорвется, именно на него спишут ошибки. Зрец при смерти, а гласень — он выше подозрений… Оспаривать изложенное тем, кто самим Гармониумом избран и обучен проповеди и убеждению, бессмысленно.

Карета загромыхала по ровной дороге, достигнув дна низины. С первой и со второй пары лошадей слуги соскочили на ходу, чтобы облегчить экипаж. Коней гнали теперь нещадно, нахлестывали в два кнута. С обочин подтянулась первая пара светцов с запасными лошадьми, уже обеспеченными временной упряжью. Когда карета стала взбираться на подъем, подвели вторую пару. Почти сразу сбился с хода и захрипел жеребец в основной упряжке. Гласень слышал, как рухнул загнанный конь — и остался позади. Пусть. Уже неважно. Цель близка. Ближе с каждым оборотом крупных колес.

Сотник открыл дверцу кареты на условный стук и одним движением втащил икающего тощего заморыша. Верховой поклонился гласеню и сунул на пол корзину, звякнувшую бутылями. Значит, найден и доставлен травник!

Светец отвесил ничего не понимающему лекарю пару пощечин и согнул его железной рукой, заставляя кланяться служителю Адалора и смотреть на него снизу вверх.

— Он должен прийти в сознание, немедленно, — приказал гласень, указав на старого зреца.

— О-о…

Что хотел сказать лекарь, осталось тайной. Страж уже развернул его, плотнее сжав пальцы на слабом плече, и пихнул к корзине с травами и настойками. Маленький человек испуганно сжался. Суетливо завозился, щупая жилку на руке зреца. Поднять голову он не мог — мешала рука сотника на затылке, жесткая, причиняющая боль. И еще гнул страх, который ужаснее любой боли. Правильно, не следует ему знать, что умирающий — не просто служитель, а сам зрец.

Лекарь составил напиток очень быстро. Правда, этого жалкого времени хватило, чтобы еще один конь выбыл из упряжки.

— Это лучшее, что я мог подобрать. Он едва ли выживет, если…

Сотник выхватил чашу и резко толкнул травника, выбрасывая его из кареты. Спихнул туда же, в зимнюю ночь, корзину. Прикрыл дверцу и сам влил содержимое чаши в рот зреца.

— Уже близко, — отметил он, присаживаясь на передний диван. — Я видел, когда избавлялся от… отравителя. Кони пока держатся. Пять. Самая сложная часть подъема позади. Мои люди впрягут еще пару своих, верховых.

— Твои люди понимают, что мы обязаны взять ее живой?

— Да. — Сотник выглянул из кареты. — Я дал знак, в ворота уже стучат. Ваше одеяние готово, его держат слуги. Там, впереди.

— Коня!

Гласень перебрался в седло не очень ловко. Справился он лишь благодаря заботам сотника. Утомленный жеребец, еще недавно белоснежный, как все кони светочей, был темен от пота. Он шел тяжелой рысью и уже не отзывался на плеть, лишь обиженно храпел и опускал голову ниже.

Над воротами, близкими и отчетливо обозначенными огнем, появились двое стражей. Они выслушали слова десятника охоты. Испуганно глянули на скалящих свои жуткие клыки краснокожих. Поспешно, резвым бегом, удалились.