Магия Отшельничьего острова - Лиланд Экстон Модезитт Страница 45

Гэрлок, откликнувшись на мои мысли, подал голос.

— Во всем ты прав, приятель, но есть ли у нас выбор?

По этому поводу пони предпочел отмолчаться.

Первые хижины, до которых мы добрались, оказались темными и покинутыми развалюхами. Потом показались дома — они стояли под крышами, но явно были заброшены. И наконец под копытам Гэрлока захлюпала тщательно взболтанная грязь центра города.

Главная улица Хрисбарга представляла собой полосу вязкой глины с почти равномерно чередующимися глубокими лужами. Ничего, хотя бы отдаленно напоминающего мостовую и придорожные канавы, не было и в помине. К дверям лавок вели деревянные сходни. Крыльцо и коновязь имелись лишь у немногих, большинство обходилось несколькими положенными наклонно досками.

Даже в сумраке и мороси я отметил убожество плотницкой работы: и материал был никудышный, и сколочено все кое-как.

Гэрлок фыркнул и встряхнул гривой, обдав брызгами мой плащ и физиономию. В моем потаенном поясном кошеле имелось несколько серебреников — этого должно было хватить на ночлег в гостинице для меня и стойло в конюшне для Гэрлока. После такого денька мы оба нуждались в отдыхе.

Перед одной или двумя лавками горели масляные лампы, но уличных фонарей как таковых в Хрисбарге не водилось. Что, учитывая своеобразие здешних улиц, создавало некоторые затруднения даже для меня, с моим превосходным зрением.

Гэрлок снова фыркнул.

— Конечно, дружок, ты совершенно прав. Мы поищем гостиницу... или что тут может за нее сойти.

Говоря это, я озирался по сторонам и таращил глаза, пытаясь высмотреть столб с указателем дороги на Хаулетт. Конкретных сведений и полезных указаний Братство надавало мне — что кот наплакал. Надо, мол, провести год в Кандаре и проехать через Хаулетт в лежащие за ним земли.

Но неужели все испытание только к тому и сводится, чтобы проехаться по Кандару и через такие городишки, как этот Хрисбарг или Хаулетт, добраться до Закатных Отрогов? Чтоб мне лопнуть, как-то не верится! Не напускай наши Мастера на себя такой строгий вид, я вообще мог бы принять все это за нелепую шутку. Однако Тэлрин так упорно долдонил насчет этих самых Отрогов, что поневоле приходилось принять задание всерьез.

Напрягая зрение, я наконец высмотрел дальше по улице выцветшую вывеску, разобрать на которой можно было разве что букву «С» и изображение какого-то не поддающегося определению существа. Ни одна из доступных взору темных халуп даже отдаленно не походила на постоялый двор, однако указатель должен был на что-то указывать. Ободряемый этой здравой мыслью, я продолжил путь к дальнему концу Хрисбарга. Моя настойчивость увенчалась-таки успехом.

Трактир назывался «Серебряная Лошадь». На вывеске под надписью действительно красовалась лошадь, довольно грубо намалеванная посеревшей серебрянкой. Изображение, само собой, было гораздо крупнее букв — ведь, кроме купцов и духовенства, грамотеев в Кандаре почти не водилось.

Я направил Гэрлока к притулившемуся рядом с гостиницей приземистому зданию с покатой крышей. Когда я слез с пони, ноги мои едва не подкосились.

— Что угодно господину? — у дверей конюшни стоял мальчишка, ростом едва мне по локоть.

— Кому платить за конюшню, тебе или трактирщику?

— Три гроша за ночь, а с отдельным стойлом и кормушкой — пять.

Я тут же вручил ему медяк.

— Держи, приятель. И присмотри за моей лошадкой как следует.

— Да, господин.

— Которое стойло?

— Может быть, то, что под навесом?

Я смекнул, что мальчонка-то прав. Рослого коня под низкий навес не поставишь, а, стало быть, моего пони никто не побеспокоит. Места, чтобы отдохнуть и подкрепиться, Гэрлоку там вполне хватит.

— Годится.

Я сам отвел Гэрлока в стойло, постаравшись, чтобы мальчишка не смог толком разглядеть мой посох в неверном свете висевшего над входом фонаря, прикрытого жестяным колпаком.

Еще не расседлав пони, я зарыл посох в солому возле наружной стены, так чтобы никто, кроме человека, способного к восприятию сил порядка и хаоса, не смог обнаружить эту штуковину. Тащить посох в гостиницу и привлекать к себе внимание не хотелось, тем паче что посох едва ли помог бы мне в случае столкновения с настоящим Мастером хаоса.

— Сбруей могу заняться и я, — предложил конюх.

У меня возражений не нашлось. Ноги мои все еще дрожали да и малец управлялся с подпругами намного ловчее моего.

Устроив Гэрлока, я, морщась и прихрамывая, заковылял через грязный внутренний двор в сторону трактира. Слабый свет пробивался сквозь маленькие окошки, вставленные в свинцовые переплеты и смотревшие на конюшню.

Дверь, грубо сколоченная из сосновых досок и покрытая шелушившейся белой краской, была открыта. Мне потребовалось некоторое время, чтобы счистить грязь с подошв о лежавший у порога плетеный половик, хотя утруждаться, возможно, и не стоило. Деревянный пол покрывали пятна и царапины, а мусор здесь, похоже, просто сгребали в углы.

Узкий коридор освещала одна-единственная чадная мигающая лампа.

— Эй! — крикнул я. — Привет! Есть тут кто?

— Иду... — донесся откуда-то негромкий отклик.

— Путник? В такой-то час? — выразил удивление кто-то находившийся поближе.

Оглядевшись по сторонам, я увидел справа проход, за которым находилась общая зала. В каменном очаге, давая слабый дрожащий отсвет, горели уголья. По левую сторону находилось нечто вроде ниши с тремя деревянными скамьями. Там горела неяркая лампа. Скамьи стояли вокруг низенького столика, который, судя по грязи и обитым краям, использовался главным образом как подставка для ног.

Путников на дороге мне почти не встречалось, и следовало предположить, что постояльцев здесь негусто.

— Да?

Резкий голос принадлежал раздражительной с виду особе в линялом темном платье и заляпанном желтом фартуке. Правда, лицо ее, при всей грубости черт, было чистым, а седеющие волосы собраны на затылке в аккуратный пучок.

— Сколько за комнату и какой-нибудь ужин? — от холода и сырости мой голос сел и охрип.

— Серебреник за ночь, — буркнула она, обшаривая меня хищным взглядом. — И деньги вперед. Хлеб и сыр поутру входят в стоимость ночлега. Обед отдельно, выбирай из того, что есть. Правда, выбор невелик, сегодня уже мало что осталось.

Пошарив в поясном кошеле, я выудил серебреник и пять медяков.

— За меня и мою лошадку.

— Ты что, ехал в такую погоду? — удивленно спросила женщина, прибрав монеты.

— Ну, когда я выезжал, особого ненастья ничто не сулило, а задерживаться во Фритауне у меня как-то не было охоты. Потом было просто некуда приткнуться, и... — я пожал плечами.

Трактирщица посмотрела на дверь, потом на меня: