Путь из леса - Доминик Пасценди Страница 45

1

Жизнь в аиллоу многокожих, когда там появились ещё две женщины и ребёнок, стала для Уаиллара намного сложнее. Воину пришлось заниматься обустройством быта, который раньше складывался как-то сам, поскольку ничего уж такого необычного им с Аолли не было нужно, места в отведенной комнате на двоих вполне хватало, еда была в изобилии, особенно после того, как Уаиллар понял, что еда круглоухих ничем не хуже еды из Леса, а уарро, наложенное на неё, не более чем страшилка для уолле.

С прибавлением двух женщин и ребёнка комната стала тесной, для малыша было надо много такого, чего не было у круглоухих, да и женщины, когда их три, причём две на сносях, а третья кормит младенца, вдруг потребовали столько внимания и помощи, что Уаиллар даже не каждый день успевал заниматься воинскими упражнениями.

Как ни странно, круглоухие отнеслись к ребёнку очень хорошо. Практически все, кто проходил по двору, когда там сидели женщины с малышом, останавливались и разглядывали его с доброжелательным любопытством и улыбкой. Уаиллару не приходило в голову, что ребёнок Оллэаэ — вообще первый альвийский ребёнок, которого увидели люди за всю их историю, что дикарей, что имперцев. И на счастье альвов, он напоминал людям не то их собственного младенца, не то котёнка, вызывая непроизвольное умиление. Особенно когда женщины принимались его умывать своими длинными синеватыми языками. Почему-то на это сбегались смотреть со всего двора. В результате самки круглоухих — как называл их воин аиллуо — без просьб приходили на помощь его женщинам, если им казалось, что те в ней нуждаются. Альвам освободили ещё одну комнату по соседству, натащили туда разных предметов и в их числе странное маленькое ложе с бортиками, которое качалось и выглядело неустойчивым: оказалось, что в таких круглоухие держат своих детей, укачивая их, если те просыпаются не вовремя. Они приносили еду для женщин, отбирая самые лучшие плоды, и пытались напоить малыша молоком своих домашних животных, от чего Оллэаэ сразу отказалась, как-то сумев объяснить, что её молока и молока двух других женщин вполне хватит ребёнку.

Да, у обеих беременных появилось молоко, как это всегда бывает у аиллуа, если они на позднем сроке, а рядом есть младенец. Это страшно удивило круглоухих, и те приходили смотреть, как малыша кормят то одна, то другая женщина, то его мать. Их ужасно забавляло, как младенец, вцепившись в шерсть матери крошечными пальчиками, висит под её грудью без всякой поддержки.

Кстати, между собой женщины как-то договорились, и в последнее время Уаиллар чувствовал себя не как воин и глава семьи, а как подросток, которого взрослые постоянно гоняют с поручениями. Аолли уделяла ему меньше времени, чем младенцу Оллэаэ. Та же, поняв, что находится не в обычном статусе лаллуа и её сыну ничего не угрожает, сумела подружиться с Аолли, и теперь они все трое плели из Уаиллара сложные узоры.

В этом было одно хорошее: за хлопотами и болтовнёй с новыми женщинами Аолли несколько расслабилась, перестала тосковать, и иногда даже обращалась к Уаиллару без того холода и отчуждения, какое встало между ними после смерти её отца.

Суета по хозяйству оставляла голову свободной, и воин аиллуо получил время подумать. Его вдруг осенило, что с того самого несчастного мига, как он узнал, что Аолли попала в плен к круглоухим, он перестал управлять событиями: его несло течение как несет опавший листок в быстром ручье: крутит, сталкивает с берегами, ветками и камешками, — а он лишь откликался, делал то, что очевидно, что необходимо, не пытаясь планировать и направлять. Да что там — не пытаясь даже предвидеть, что случится дальше! «Листок плывет в ручейке. Сверчок заснул на листке. Не ведает, где проснётся» — вспомнил Уаиллар всем известный стих, сочиненный великим Лэллааром двадцать поколений назад ровно по такому же поводу.

Эта мысль его поразила. Он стал признанным военным вождём именно потому, что всегда точно знал, что будет делать и когда, и мог уговорить или заставить других делать то, что сам спланировал. Сейчас же им руководили женщины, а сам он ни разу даже не брался продумать, куда и как его крошечному клану направлять свою жизнь. Последний раз он принимал решение, когда уговорил Аолли идти к круглоухим. Потом всё опять потекло самотёком.

Между прочим, надо было срочно определиться со статусом женщин. Ему и в голову не пришло там, на поляне, выйти из положения самым простым способом, убив их на месте сразу после того, как он перебил их мужей. Это настолько противоречило всем устоям жизни аиллуэ, настолько было против естества — что женщин пришлось тащить с собой, и получилось так, что теперь Уаиллар отвечал за них. И ещё ребенок… И будущие дети Аолли и Уаларэ…

Он не собирался брать ни ту, ни другую в лаллуа — жена у него уже была. И вот они живут странной, невозможной семьёй, будто у него три жены: все три нуждаются в заботе, все три чего-то от него хотят и ожидают, но все три и заботятся о нём, будто он муж каждой из них.

И что он будет делать, когда Оллэаэ через полгода после рождения ребёнка придёт в охоту? Других мужчин вокруг нет.

Они же все с ума сойдут за её брачные дни. Такого же никогда не было в народе аиллуэ, чтобы женщина в охоте была без мужа и без Главной женщины, чтобы её охоту прекратить уговором.

Если бы можно было отловить в Лесу какого-нибудь неженатого воина, Уаиллар бы не задумываясь кинулся в Лес за этим. Но кто ж из воинов дастся живым?

2

Такая суетная жизнь продолжалась довольно долго, и воин аиллуо начал уже не в шутку тяготиться своим положением, когда выяснилось, что многокожие во главе со Старым и уолле-вождём собираются в поход. Уаиллар узнал об этом случайно, когда вдруг оказалось, что круглоухие во дворе и на улице перед ааи грузят множество разных вещей на открытые повозки, запряжённые их четвероногими. Само по себе это было необычно, и сопровождавшие действия круглоухих суета и крики также выпадали из привычного уже для Уаиллара течения жизни.

Он улучил минутку, чтобы поймать калеку-воина, который, в силу увечья, не был так вовлечён в процесс, как остальные. После долгого и сложного обсуждения Уаиллар уяснил себе, что многокожие идут в поход чести — или что-то в этом роде. Понять, куда и зачем, а главное, почему в таком неимоверном количестве, воин аиллуо не смог. Всё-таки круглоухие не аиллуэ, их мотивы и способы действий не поддаются разумным объяснениям. Очевидно же, что в поход чести незачем идти большой гурьбой, тем более с таким количеством повозок и четвероногих: это просто исключает скорость, скрытность и внезапность, которые являются основой успеха. Даже три десятка воинов — уже очень много, почти слишком много для удачного похода; лучше всего десять-пятнадцать аиллуо, их сложно заметить в лесу, особенно если они этого не хотят.

Впрочем, Уаиллар давно перестал удивляться тому, что и как делают круглоухие.

Попутно вдруг выяснилось, что пока Уаиллар отсутствовал в аиллоу многокожих, те малой группой сходили в поход чести, и — по их понятиям — успешно. Они не принесли ушей (что воина аиллуо не удивило, так как он уже проникся их обычаями), но притащили с собой некий металл, который, по мнению любого из аиллуэ, был совершенно бесполезен (и уарро к тому же, поскольку обработан огнём), зато для многокожих оказался едва ли не священным. Они наперебой показывали Уаиллару кругляши из этого металла, явно ожидая, что он будет ими восторгаться.