Третья концепция равновесия - Ярослав Веров Страница 45

Яна-Пунь стоял на склоне холма, задумчиво разглядывал что-то вдалеке и улыбался. Ему было хорошо, думалось легко и свободно.

Осторожно подошла красавица Аглы-Унь-ная. Помялась в нерешительности, и, не дождавшись внимания, решилась:

— К-хм, хм-м.

— Чего тебе, женщина? — повернулся к ней вождь.

— Слушай… — замявшись, начала красавица.

— Оставь эти преамбулы, женщина, — махнул рукой вождь. — Давай попроще.

— Вождь, — осмелела Аглы-Унь-ная, — я тут корешков целую авоську наковыряла. Вот, принесла…

— Ну и что корешки?

— Да вот… — опять замялась та и вдруг выпалила: — Ну никак не пойму я, вождь, для чего мы их ковыряем? Ведь есть-то их совсем никто не ест!

— Во-от! — чему-то своему обрадовался вождь и необычайно довольным тоном объявил: — Хорошо! Ух как хорошо!

— Да что ж хорошего? Наковыряла целую кучу, а куда их девать-то? Жалко выкидывать, как-никак труд.

И Аглы-Унь-ная скромно потупила свои огромные прекрасные глаза. Дрогнули большие длинные ресницы.

— Да не мучайся ты так, женщина, — вновь улыбнулся Яна-Пунь, по-отечески хлопнув ее по мягкому месту. — Видишь ержик ползет? Брось ему, он очень обрадуется.

Красавица Аглы-Унь-ная недоуменно посмотрела на вождя, пожала плечами и подошла к ержику. Высыпала корешки перед его мордой. Лежавший в послеобеденном отупении ерж встрепенулся, сонно глянул на женщину и крякнул. Она ему сказала что-то ласковое и почесала за ухом. Ержик снова крякнул, встал и принялся за корешки, чавкая и довольно похрюкивая. Красавица повернулась и пошла своей дорогой.

— Ну вот, — опять обрадовался Яна-Пунь, возвращать к горизонтосозерцанию. — Теперь и вовсе хорошо!

Вождь долго оглядывал окрестные холмы, пока не зацепился взглядом за великую гору Пука. Свистопляска Теней сообщила его взгляду некоторую задумчивость.

— А и правда… — пробормотал вождь и направился к склону горы.

Достигнув подошвы, остановился в зарослях жесткой плетеницы и пронзительно свистнул.

— Слышь, Фомич, — прогундосила одна из теней, — по твою душу. Щас философию разводить будешь.

— Кто тут беспокоит великого бога Фо? — якобы грозно но с изрядной долей сарказма вопросил Фомич из тенеобразного состояния и изогнулся вопросительным знаком.

— Великий Вождь племени Татауна! — отозвался Яна-Пунь из зарослей.

— А, Яна-Пунь, — прогудела Тень. — Чего тебе?

— Да вот вопрос назрел, великий Фо. Уж не прогневайся. Можешь ли ты пояснить, в чем заключается ритуальный смысл нашей охоты? — с какой-то скрытой издевкой спросил вождь.

— С удовольствием. Субстанциональная основа бытия предполагает насыщение организма. С состоянием насыщения связаны самые важные и приятные моменты жизни. «Сытый сытого не разумеет». «Хлеб да каша — вот вся жизнь наша». «На голодный желудок и дышится веселее». И много прочего. Поэтому, о Яна-Пунь, возьми в толк — от качества пищи зависит качество мышления. Но и излишества тут ни к чему. Излишества приводят к обратному результату.

— Нда… — пробурчал вождь себе под нос, — что-то я не въезжаю.

— Надеюсь, теперь ты понял, о Яна-Пунь?

— Ага. Понял. Только вот никак не возьму в толк, как связана охота со столь важным и прекрасным состоянием насыщения? И как его, насыщения то бишь, можно достичь? Поведай, о Великий Фо!

— Полегче, шеф, — забубнила вторая Тень первой, — не вляпайся. Похоже, они вообще не едят. И не знают, зачем им это.

Тень Фомича увеличила амплитуду качаний и обозрела окрестности. Возле пещер аборигенов валялись благоухающие груды кореньев, плодов дикорастущих смокв, яблок, ананасов, маракуйя и многого прочего, в изобилии плодоносимого благодатной землей планетоида, разбитой, насколько хватало взгляда, трудолюбивыми руками аборигенов на ровные квадраты полей, садов, перемежаемых садово-парковыми композициями с цветочными клумбами и посыпанными гравием дорожками, разбавляемыми прихотливой формы искусственными прудами и неправильными кляксами охотничьих угодий. А в местности, примыкающей непосредственно к пещерам, четко выделялись специфическим запахом и густым топаньем загоны для одомашненных ержей и прочей упитанной твари.

— Лукреций, а ведь каменными орудиями этого благосостояния не достичь. Как ты смотришь?

— Пока ты предавался умствующему кружению вокруг Пука, я от нечего делать, волей неволей созерцал окрестности и даже перемещался подале. Так что смотреть больше нечего. Они продвинулись уже порядочно. Ты давай, с вождем выпутывайся. Разъясни индивиду как насыщаться не насыщаясь. Ты у нас мастер по части безнадежных разъяснений.

— Внемли, о Яна-Пунь, — не мешкая обратился Фомич к вождю. — В этом и заключен смысл ритуала. И не более. — Кхм, хм. Ну что ж. Я пожалуй, пойду, великий Фо, — ухмыльнулся себе под нос Яна-Пунь. — Да, так вот и пойду, стало быть. По делам надо. Спасибо тебе за мудрый совет, конечно. Кхм, хм. Вот значит как.

И Яна-Пунь удалился, чему-то своему улыбаясь.

А огромные воздушные массы Онема все так же озабоченно плыли над равниной, не зная куда приткнуть свои воздушные же массы. Выхода не предвиделось. Бесчисленно распределенное облако как обычно скрывалось за окоемом горизонта. Линия терминатора все задерживалась. Такова была судьба всех мировых процессов хронопланетоида.