Страж ее сердца - Оливия Штерн Страница 45

— Я тебе сожгу лицо, — сказал очень спокойно, — а твоему дурачку-мужу скажу, что ты сама упала на кухне в кипящее масло. Могу начать прямо сейчас, чтобы у тебя не было причины сомневаться.

Ровена взвизгнула и, опустившись на колени, принялась шарить под кроватью. А ему хотелось ее убить. Очень хотелось, чтоб дала повод сорваться окончательно.

Наконец она поднялась на ноги.

— Ну… вот, нашлось, — и глаза бегают, по-настоящему бегают, — надо же, просто закатилось под кровать… А я-то думала.

— Тебе лучше вообще не думать, это тебе не к лицу, — процедил Мариус, — а теперь…

Выхватил у нее кольцо. Схватил за руку, поволок ее, уже в голос подвывающую, к двери.

— А теперь вон из моего дома. Если еще раз сломается ось, ночуй в поле. Поняла?

— Но как же я…

— Мне плевать. Иди на конюшню, ищи Эндрю, что хочешь делай. Появишься еще раз на пороге — изуродую.

И с чувством подтолкнув Ровену о ступеней, захлопнул двери.

Сжал в кулаке отвоеванное кольцо, которое принадлежало еще бабке. Вдохнул — выдохнул. И пошел к Алайне.

Уже у ее комнаты прислушался. Внутри было тихо, очень тихо. Подозрительно тихо. И снова екнуло сердце, нехорошо так, прямо болью потянуло. Мариус постучался.

Тишина.

— Алайна. Это я. Можно войти?

Снова тишина.

— Алечка, открой. Пожалуйста. Неужели ты думаешь, что я ей поверил?

Нет ответа.

Мариус легко вынес дверь плечом и, вмиг задохнувшись от ужаса, замер посреди пустой комнаты. Окно было распахнуто настежь, и в воздухе кружилось несколько ярко-синих перышек.

— Нет. Нет-нет… Алайна, только не так…

Взгляд зацепился за сваленную в угол одежду. То самое клетчатое платье, в котором она была с утра. И нижнее белье тоже было там.

Ему не верилось, не хотелось верить в то, что она все-таки отважилась.

Да что вообще случилось?

А то, что Альку обвинили в воровстве. И она хорошо помнила, что он ей сказал тогда, в самом начале. Украдешь — сам руки поотрубаю.

И поэтому решила сбежать.

Мариус закрыл глаза, прислушался к себе. Ошейник, знак повиновения на Алайне больше не ощущался, а это значило, что она успела улететь далеко. Идиот. Почему не сделал привязку ошейника к собственной магической сути? Не верил. Не верил всерьез, что у нее хватит масла убежать. А теперь вот что?

— Что ж ты наделала, — пробормотал он.

Совершенно не понимая, как быть дальше, шагнул к столу. Там лежал лист бумаги, вырванный из альбома, придавленный сверху той самой маленькой вазочкой, которая досталась от матери, а на листе был рисунок, мастерски выполненный углем. Лицо мужчины, которого Алайна видела в башне.

С бумажного листа на Мариуса смотрел Магистр. Но Мариус уже не удивлялся ничему, вообще ничему.

Он перевернул лист и понял, что на обратной стороне Алайна оставила ему записку.

"Ты говорил, что я для тебя что-то значу, но я видела, как твоя бывшая жена пошла к тебе ночью. И когда она лгала, ты ей поверил. А я поверила тебе. Прощай. Я улетаю туда, где мне будет место".

Он выругался. Ну конечно. Карты легли так, что Алайна видела, как Ровена зашла, но не стала дожидаться, когда выйдет. И утром… Утром он просто приказал ей идти к себе, а она поняла все по-своему. Мариус все смотрел на портрет Магистра, а видел перед собой лицо своей птички. Но не печальное, не испуганное, как утром, а счастливое, с розовыми щечками, с лукавой улыбкой… Как вчера.

— Крагховы бабы, — вырвалось у него, — куда ее понесло?

Мариус зло смял рисунок и швырнул его на пол. Ясное дело, куда. За Пелену. Туда, к своим.

* * *

Совершенно не понимая, что теперь делать, Мариус медленно подошел к окну и его закрыл. Огляделся, как будто что-то могло оказаться полезным в этой комнате. Да ну что здесь искать? И без того ясно, куда подалась Алайна Ритц, если даже панталоны оставила. Мол, подавись ими, коль принимаешь у себя по ночам фье Ровену.

Взгляд цеплялся за разбросанные по полу яркие перья, красивые, переливчатые, играющие на свету всеми оттенками ультрамарина. Алайна, Алайна, что ж ты натворила? Почему у тебя не хватило храбрости чуть-чуть подождать? Или гордость свое взяла?

Мариус устало потер переносицу и подумал, что ему просто необходимо немного побыть в тишине и одиночестве, чтобы принять решение, причем принять его не сердцем — сердце-то велело тотчас все бросить и отправляться искать девчонку — но рассудком, постаравшись учесть все "за" и "против". И обязательно — возможные исходы ситуации.

Он никогда не принимал решений сгоряча. Он всегда старался все обдумать, взвесить и попытаться предсказать результат. Даже когда отправлялся с Алайной подглядывать в самое верхнее помещение башни, перво-наперво все обмыслил и решил, что именно так и следует поступить — ну, чтоб убедиться, что слова Фредерика не были пустыми, и что его смерть далеко не случайна, и что все совсем не так, как это преподносилось на протяжении нескольких столетий. Убедился. Вместо Ока Порядка в башне оказался Магистр собственной персоной, который занимался тем, что, похоже, жрал стекающуюся со всех сторон магию Пелены, которая была ему доступна.

Но это дивное знание только добавило вопросов.

А еще породило понимание, что, возможно, не так страшно падение Пелены, каким его представляет Магистр.

И если на минуточку допустить, что Риверрон, его войска и другие люди оказались за Пеленой и не погибли, а постепенно переродились в крагхов… То была велика вероятность того, что они тоже проводили некоторые исследования той аномалии, в которую угодили, и могли оставить после себя результаты этих исследований.

Если допустить нечто подобное, то ответы на все вопросы можно было найти за Пеленой. Там, куда умчалась Алайна Ритц.

Мариус подошел к кровати Алайны, уселся на нее, а потом и вовсе лег, подоткнув удобнее маленькую подушку.

Он прекрасно осознавал, что именно сейчас, пожалуй, и подошел к тому рубежу, перейдя который уже не сможет повернуть назад.

Либо оставить все, как есть — Пелену, крагхов, двуликих, Магистра, который присосался к магии как пиявка, либо — отправиться вслед за своей птичкой, умудриться выжить самому, разыскать ее, а заодно попытаться получить ответы на все вопросы.

А что, если ответы эти окажутся таковыми, что после этого Магистр из почти что отца превратится с опасную и могущественную тварь, само существование которой противно воле Пастыря?

Мариус закрыл глаза.

События, цепляясь друг за дружку, начинали катиться как снежный ком с горы.

И подумать только, все началось с того, что он поймал в своем доме воровку.