Волчья тропа - Даха Тараторина Страница 45

До Малого Торжка мы добрались далеко за полночь. Главные ворота давно заперли. Конечно, стоило в них побарабанить достаточно долго, нам бы открыл какой-нибудь сонный и злой стражник. В конце концов, он имел полное право стрясти в нас плату за вход, да небось ещё и двойную за несвоевременную побудку бдительного стража. А поскольку ночью за его честностью никто не следил, деньги вполне могли отправиться прямиком за пазуху. И нам не жаль лишней монеты. Но всё это при условии, что стражник попадётся привычный и немолодой. Как правило, только что принятая на службу молодёжь бывает не в меру ответственной. Мужик вполне мог начать дотошно выяснять, кто мы, откуда и зачем едем, почему выглядим как седмицу по лесам шлявшиеся, а то и записать приметы в особый свиток при поясе (развелось грамотных!). А без пристального досмотра мы вполне могли обойтись.

— По солнцу, по солнцу забирайте, — шептал Надея, пообещавший найти менее приметный вход. Что ж, кому как ни разбойникам знать тайные лазы.

Пройти пришлось не меньше версты, но оболтус оказался прав — в воротах и правда виднелась аккуратная деревянная дверка, заботливо прикрытая кустом смородины, явно прикопанным здесь недавно и оттого выглядящим печально-пожухлым посреди цветущего разнотравья. О том, откуда бы вообще взяться смородине мало не в чистом поле с наружной стороны стены, горе-пограничники не задумывались. Наверняка, выкопали на ближайшем огороде да так и прикопали, не полив и не порыхлив землю. Дверку, тем не менее, прикрыли.

— У меня складывается впечатление, — заметил Серый, — что стражники прекрасно знают про эти воротца и всячески прячут их от начальства.

— А начальство наверняка и следит не шибко бдительно, потому как и само в доле, — поддержала я.

Надея закивал:

— Как есть! Стражники и прячут. Им с этих ворот тоже лишняя медечка капает. С главных-то вся плата в казну должна идти, а тут и себе на кружку-другую выручить можно. Я, когда в Торжке пытался обосноваться, на этих воротцах день стоял. Да как-то не задалось…

— За руку поймали?

— Не. Сам дурак: ворота настежь и давай народ пускать. А деньги-то брать за вход и не догадался! Ну меня в шею и погнали.

— И правильно сделали! — донеслось с той стороны двери.

Я испуганно ойкнула.

— Мил человек, — начал Надея, — мы люди простые. Нам бы в город, а стражников тревожить неохота…

— Ничего не знаю. Я тут просто мимо иду, — ответила дверь.

— Мы же не тати какие, — Надея не терял надежды.

— Три медьки за каждого, — сократил разговор Серый.

Дверь задумалась:

— Десять!

— Две.

— Семь!

— Дверь выломаю.

— Она дубовая. Шесть!

— Какая она дубовая? В пальцах рассыпается, — Серый для верности колупнул дерево пальцем.

— Пять и одну сверху на новую дверь!

Надея сосредоточенно позагибал пальцы и возмущённо выдал:

— Это же всё равно семь!

— Шесть, бестолочь, — поправил Серый.

— Ишь, умные сыскались. Ладно. Пять медек с каждого и не медькой меньше!

— Ну тогда мы к главным воротам. Всяко дешевле выйдет.

Серый не двинулся с места — так и стоял, привалившись спиной к стене и любуясь на бледные звёзды. Результата ожидал. А дверь уже поспешно открывалась. Нашему вниманию предстала маленькая сгорбленная, но очень живенькая старушка. Она то натягивала платок по самый нос, то быстро из-под него выглядывала, осматривая нас. Короткие, но очень аккуратные, хоть и полностью седые, косицы шаловливо торчали из-под убора. Завершал образ маленький, но очень грозный топорик за поясом.

— Чего стоите? — сварливо поторопила нас стражница, — три медьки с носа и живее, живее мне тут! Неча толпиться.

— Бабушка, — охнула я, — это ж как вы тут?

— А что, бабушка уже и денежку лишнюю заработать не моги? Что встали, как вкопанные!

Старушка, хоть и поторапливала нас, упрямо стояла в дверях, всем своим видом демонстрируя, что бесплатно никого не пропустит. Даже сухонькую ладошку на топорик положила для вящей убедительности.

Серый молча скривил губы в улыбке, Надея выдал что-то очень неприличное, выражая мысли по поводу. Муж вручил бабушке аж целую серебрушку, после чего грозная воительница, наконец, ушла из прохода, пуская нас в Малый Торжок. Монету, впрочем, недоверчиво попробовала на зуб.

Внутри, чуть в стороне от ворот, укутавшись в старенькое одеяло, спал мужичок. Возле него аккуратно в рядок стояли глиняная крынка, в каких я в детстве носила в поле молоко, луковица с кусочком сала на тряпице и надкусанная с разных сторон краюха хлеба.

— Вот, внучку принесла, — смущённо призналась старушка, завоевав моё окончательное восхищение, — притомился, милый. Так я за него туточки стою. Кому ночью-то в город надо? Разве что совсем пропащим, а с них и взять нечего.

— Надея обиженно закашлялся.

Старушка пристально осмотрела его с ног до головы, но поправляться не стала, твёрдо решив окрестить нас «пропащими».

— Ну мы пойдём? — я зачем-то спросила разрешения и всё боялась, что бабушка обидится, неправильно расценив мою невольную постоянную улыбку.

— Идите, идите, — разрешила стражница, не оборачиваясь на нас и умилённо рассматривая сопящего внучка.

Надея робко барабанил пальцами в двери харчевни «Весёлая вдова». Задвинутый на ночь засов никто не торопился открывать. И не мудрено: после первых петухов кому вдруг может понадобиться проситься на постой? Да и едва слышное царапанье двери могло разве что мышей со столов спугнуть. Хотя мыши — твари наглые. Пожалуй, и они бы не испугались. С каких это пор тут вообще засовы держат?

— Дай-ка я, — я оттеснила Надею плечом и забарабанила уже по-хорошему. — Хозяева! Отворяйте!

Куда там! Харчевня огромная, а Агриппина с Тихоном всегда спали под самым чердаком. Я, конечно, надеялась, что хозяйка по своему обыкновению сидит до поздней ночи в каморке у кухни и разбирает накопившиеся документы да расписки. Но то ли привычки за столько лет у Агриппины сменились, то ли время было уж очень позднее. Словом, до утра мне мягкой постели не видать. Я было повернулась к мужу пожаловаться, но углядела лишь мелькнувший в паре саженей силуэт — Серый перемахнул через забор во внутренний дворик. Из-за забора донёсся очень узнаваемый рык. Перепуганный Надея задрожал всем телом.

— Собак пугает, — смущенно объяснила я мужичку. Благо, Надея не знал, что любая ценящая свою жизнь собака при приближении оборотня забьётся в будку и не станет носа казать.

А помогло!

Одно из верхних окошек почти сразу засветилось. В проёме показалась озабоченная физиономия Тихона. Кто другой бы не разглядел гостей в полной темноте, а и разглядев вряд ли бы узнал, чать не один год с нашей встречи прошёл. Но старый привычный волк только потянул носом и расплылся в улыбке: