Охота на Велеса - Алекс Хелльвальд Страница 44

Я жадно втянул в себя воздух, внезапно закончившийся в легких.

— У меня с собой презерватив. Видишь, я обо все позаботилась, — томно вздыхая, предупредила меня девица.

— Молодец, — все, что смог выдавить из себя.

Ангелина была старше меня года на три. По всему было видно, что в таких делах она поднаторела. Она тоже не была у меня первой, но ее наглое поведение слегка нервировало.

Да что же это она взялась командовать мной?

Пора брать все под контроль. Я покажу этой занозе.

Мои пальцы нырнули в расселину между плотно сжатыми створками ее половых губ. Девушка застонала и подалась вперед, смакуя ощущения от проникновения. Пока она ушла в себя, я ловко надел на пенис противозачаточный чехол. Приласкав шарик клитора, я навис над Гелей и плавно вошел членом в ее естество.

Вначале двигался монотонно, пытаясь найти нужный для нас обоих темп. А когда Геля вновь стала обзывать меня всякими "уменьшительно-ласкательными", заткнул ей рот жестким поцелуем, ухватил за гриву, чтобы и не вздумала вырваться. Она откликнулась, жадно лаская языком мой рот.

Наконец, поймав ритм, мы стали постепенно взбираться на вершину наслаждения. На пике я не выдержал и закричал:

— Линка.

Девушка мурлыкнула и я почувствовал, как ее накрыло волной оргазма.

То, что Ангелина никак не отреагировала на чужое имя, меня порадовало. Если бы она поняла, что не ее позвал, был бы скандал. А так — если сократить слово "Ангелина", то выйдет "Лина".

В тир мы так и не пошли, к моему облегчению. Не хотелось его делить с посторонними, каковой являлась эта цаца. Да оно ей было и ни к чему, как оказалось. Гельке только и нужно, что затащить меня в постель.

Вскоре меня все стало раздражать в Ангелине. Секс был хорош, всегда на пике жесткости и удовольствия, но не только в этом дело. Да, я не отказывался от него, а кто откажется?

Ее волосы казались бесцветными и тусклыми, она вечно их распускала и манерно откидывала назад в небрежном жесте. Не волосы — патлы. Постоянно полоскались на ветру, лезли мне в нос и рот — ужас какой-то.

А глаза? Всего лишь серые — не зеленые. Да и наощупь девчонка более худосочная, чем Линочка. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что фигурка хорошая, ладная — спортивная. Ну, так ведь сам приглядывался, выискивал такую, боясь даже себе признаться в том, что ищу сходство с подругой.

Я ходил бирюком, не зная, как отвязаться от зазнобы. Она щебетала, увивалась вокруг с удвоенной энергией. Недаром наш поэт сказал: "…чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей"*

Потом Ангелина что-то реже стала приходить, ссылаясь на занятость. Я облегченно вздохнул. Затем она и вовсе пропала на неделю…

В тот день я валялся на сеновале после того, как закинул туда просушенное сено. Меня позвал отец. Вид у него был смурной. Я же спросонья взлохмаченный и помятый вышел, потирая лицо и глаза ладонями.

На дороге возле дома стоял белый "Мерседес". Из него выскочила счастливая и роскошно одетая Ангелина.

— Осинка, — звонко окликнула меня она. — Поздравь меня, я замуж выхожу, — выкрикнула девушка и счастливо рассмеялась.

Контраст был налицо. Я — крестьянин-оборвыш и шикарный мачо, лениво выглянувший из машины. Но, как ни странно, моей искренней радости не было конца. Я от души пожелал Геле семейной гармонии и благополучия. Затем, ловко увернувшись от ее лапок, смылся за калитку.

"Мерс" укатил, увозя из моей жизни и с наших с батей глаз Ангелину. Хмурый отец покосился на меня, но, увидев впервые за все лето мою веселую мордаху, громко рассмеялся, похлопал по плечу. Вечером мы отметили мой "развод" пивом с сушеной воблой…

Я выплыл из воспоминаний. В салоне снова царила суета. Бортпроводники вовсю разносили завтрак: оладьи, упакованные в целлофан, джем и чай.

Скоро прилетим. Осталось недолго.

Посадка была мягкой и комфортной, экипаж — суперпрофессионалы. Пока выруливали на стоянку, я включил телефон. Для поисков собирался купить новый мобильник, но пока и этот сгодится.

Подвезли трап, и пассажиры дружной толпой устремились к автобусу, поданному под посадку. Взобравшись вместе с другими в нутро перевозчика, я размышлял, как лучше построить свой маршрут.

Внезапно трубка ожила, завибрировав. Пришла эсэмэска с незнакомого номера.

Что же, вот и доброжелатель, надеюсь.

В кратком сообщении был новый адрес Алины. Ее московская квартира сейчас опечатана — я помнил об этом. Да и не будет Алинка жить там, где произошло убийство. С ее-то в последнее время настолько обострившимся обонянием.

Я с трудом сглотнул. Не хотелось думать о смерти родителей подруги. В конце концов, может, Алина и права, считая, что они живы? Ладно, разберемся со временем. Лишь бы теперь мне найти возлюбленную.

Хм. Какое точное и прекрасное слово — возлюбленная. Простое, отдающее тленом веков и в то же время бесценное, как произведение искусства или древний артефакт.

Снова тепло разлилось по груди.

А может, отец прав? Подруга живет инстинктами? Пришло время размножиться, как виду, расе — вот и подыскивает себе партнера. Не я, так другой. Отец явно старался меня уберечь, объяснить. Прикатил на всех парах, чтобы вразумить блудного сына. Он явно знал больше о проекте "Химера", чем сказал.

Тогда вообще не понятно, почему Алину заставили приехать сюда? Папа знал, что я был влюблен в нее, и когда она стала…

Тьфу ты, дьявол. Даже в мыслях не могу назвать ее тем, кем со слов папы Алина являлась. Ну не укладывалось в моем понимании такое определение — особь касаемо подруги детства.

В самом деле — ножом по сердцу.

Как воспринимать ее? Собакой на выгуле? Остапка со своим верным псом — так звучало из уст отца. Да и отношение было такое во время разговора, будто отец пытался донести до меня, как до маленького мальчика, от которого сбежал его домашний питомец, что это всего лишь животное и не следует так убиваться.

Животное… Будто это все объясняет.

Вспомнились волосы Алины цвета пламени, широкая горизонтальная дорожка веснушек на носу, пухленькие губки, малахитового оттенка глаза.

В голове не укладывалось, как Алину можно было назвать особью. Кем-то безликим, безродным, низшим, тем, кто живет по отличным от человечества законам. Но еще больше меня раздирало непонимание поступков отца и того, что происходило вокруг. Он признался перед самым моим отъездом, что двадцать лет наблюдал за особью в ее естественной среде обитания и контактами с людьми. Он все еще ставил опыты и проводил исследования. Папа — соучастник того преступления, которое четверо ученых совершили против Алины.

Ладно, все это эмоции. Что делать — вот в чем вопрос.

Я не представлял, как относиться ко всему тому дерьму, что вывалилось на меня за последнюю пару дней. Лучше бы я ничего не знал…