Груз для ангела - Уильям Дитц Страница 44

Шмидт называл свою машину Ласточкой, потому что «Эх, ласточка, везде ты пролетишь!»; по равнине она действительно летела на одном из трех своих ведущих мостов, и громадный шлейф пыли отмечал ее путь. То были хорошие дни — тогда он был еще свеж, а дорога легка.

Но это было давно, еще до пустошей и до того ада, что начался здесь. Шмидт вглядывался в узкий полукруг, свободный от пыли на ветровом стекле, скрипел зубами, а Ласточка, переваливаясь с боку на бок, вылезала из одного оврага и тут же попадала в другой. Сотый? Тысячный? Он уже сбился со счета.

Шмидт знал за собой любовь к отвлеченным размышлениям, но ему и впрямь казалось странным, как можно было взять одну часть почти безжизненной планеты и назвать ее пустошью. В конце концов, все остальные территории были столь же пустынны и непригодны для жизни и на любой другой планете вполне могли сойти за ту же пустошь.

То и дело налетала гроза, проливая дождь слоем по пять-восемь сантиметров за раз. Вода стекала по склонам холмов, собиралась в оврагах и бежала по каньонам в виде бурных потоков. Тонны грязи смывались этими потоками. В результате — сплошные рытвины.

Ласточка ревела, продвигаясь вперед на всех трех мостах, выбираясь из оврага на склон невысокого холма. Шмидт притормозил, глянул на сканер и выключил оба двигателя. Индикаторы температуры пылали красным. Ласточке нужен отдых, как и ему самому.

Он открыл дверь и вылез из кабины. Пыль взлетела вокруг его ботинок. В этот момент солнце вышло из-за облаков и окрасило всю местность золотом.

Геолог повернулся и посмотрел в сторону экваториальной зоны. Там будет гораздо хуже, чем здесь, но он радовался, зная, что всего десять-пятнадцать миль отделяют его от пещеры и несколько часов езды — от давно желанного сна.

Зону экватора, хоть и более ровную, чем пустошь, покрывали тысячи метеоритных кратеров. Некоторые были относительно новыми, у них еще были острые, четкие края, их не тронули ветры и дожди. Почву вокруг них усеяли кусочки железных метеоритов, подернутые ржавчиной. Другие кратеры были выбиты метеоритами, упавшими сотни и даже тысячи лет назад. От них остались неглубокие выемки, заполненные водой или почвой.

Шмидт поднял голову и прищурился. Нимб Ангела стоял прямо над головой. Каждый год он ронял в атмосферу примерно двести пятьдесят миллионов тонн метеоритов.

Это означало, что каждый день на каждую квадратную милю экваториальной зоны падало около восьмисот пятидесяти тонн металла. Достаточно, чтобы превратить землю в сплошной ковер из зазубренных осколков и острых краев: Куски металла лежали повсюду — некоторые почернели от жара, другие подернулись ржавчиной, а самые недавние сияли в солнечных лучах.

Во время предыдущих вылазок в зону Шмидт провел некоторые расчеты. Примерно раз в сто лет на квадратную милю падает метеорит размером примерно с автомобиль, летя со скоростью, вдвое превышающей скорость звука, и взрываясь при ударе о землю. При этом раскаленные обломки разлетаются во все стороны.

А так каждый день на квадратную милю попадают два-три куска металла размером с баскетбольный мяч, штук двадцать пять — размером с мяч для гольфа и сотни две металлических горошин. Это означало, что шанс получить удар от металлической горошины был весьма высок. Скажем, раз в десять дней. Шмидт потрогал правый висок. В прошлое его путешествие в зону экватора метеорит ударил в защитный шлем и оставил геолога лежать без сознания.

Краем глаза он заметил вспышку света. Слишком высоко — это не металл на земле. Мелькнуло и пропало. Этот скунс нашел его. Не удовлетворившись наблюдением со спутника, «Мега-Металлы» отправили робота-шпиона следить за ним. Слежку надо прекратить в самое ближайшее время.

Геолог мрачно улыбнулся, забрался в кабину и завел двигатель. Он проедет еще часа два-три, а потом даст свое представление — найдет эту заразу и пристукнет ее.

Руль с гидроусилителем прыгал у него в руках — Ласточка шла из пустоши в зону экватора.

Геолог ехал медленно, но все же быстрее, чем первые несколько раз, когда он только начал сюда наведываться и составлять электронную карту местности. Теперь надо всего лишь следовать указаниям карты, прикрепленной в кабине вверху ветрового стекла.

Шмидт усмехнулся. Глупо — все эти ухищрения использовать науку, чтобы уничтожить ту же науку, разрушить достижения более чем трех тысяч лет. Конечно, наука принесла много хорошего, но и неописуемое зло тоже.

Шмидт вспомнил, каково это — видеть ковровое бомбометание или города, которые превращаются в радиоактивные лужи, и убивать без конца.

Шмидт увидел рядом с собой Джанис; шевроны командира подразделен ия поблескивали на боку ее шлема, она только начала поворачивать к нему голову, когда ее настигла пуля.

Это видение годами преследовало его. Поворот головы, умный взгляд, полуоткрытые губы. Что она хотела сказать? Что устала? Что война не имеет смысла? Он никогда не узнает.

Это была случайная пуля. Одна из тысяч, что летели, как брызги воды из шланга, орошая смертью все вокруг.

Пуля ударила Джанис между глаз, пробила череп, прожгла себе путь сквозь мозг. За несколько секунд смертоносный кусочек металла уничтожил жизнь — интеллект, чудесный характер, убив единственную женщину, которую он любил.

Тогда Шмидт и сделал то, чему его учили, — он искупался в крови и получил за это высшую награду Империи.

— Будь они прокляты, прокляты!

Вдруг Шмидт понял, что плачет. По щекам бежали слезы, Ласточка шла своим путем, а вокруг расстилалась экваториальная зона.

Шмидт прикусил губу и повел машину дальше. Джанис и духи еще трехсот пятидесяти двух человек из роты «Д» первого батальона второго корпуса морской пехоты ехали вместе с ним.

Уже почти стемнело, когда Шмидт остановился в центре старого кратера и заглушил двигатель Ласточки. Его потрясла почти полная тишина. Ни птиц, ни насекомых, ни собачьего лая. Тишина.

Летели метеориты, большинство из них, правда, падали беззвучно — полоски света, тут же исчезавшие. Примерно каждую минуту падали и куски побольше, оставляя в воздухе зеленые и оранжевые полоски. Они напоминали Шмидту фейерверки, которые он видел в детстве на праздновании Дня Империи.

Справа он заметил отблеск отраженного света. Хорошо. Его приятель скунс потерял осторожность. Устраивается, как птица в гнезде. Бережет драгоценную энергию.

Пока солнце опускалось за горизонт, Шмидт, не торопясь, разложил складной стол там, где его было хорошо видно, собрал обед и поел. Потом, точно так же как делал каждый вечер, геолог забрался в кузов машины. Постель манила к себе, но он прошел к ящику с инструментами.

Ненадолго Шмидт пожалел, что не взял с собой бластер. Но молоток тоже удобно сидел в руке. Его предки-кочевники хорошо бы его поняли. Простое древко, к концу которого прикреплен кусок металла. Молоток может строить и разрушать. Какой бластер может похвастать этим? Разве им можно забить гвоздь? Построить дом?