Последний страж Эвернесса - Джон Райт Страница 44

Питер сгорбился над рулем машины, следя за кругами света, которые неслись перед ним по дороге и расталкивали густую темноту впереди. Он видел, как Уил свернул с подъездной аллеи налево. Рэнсом направлялся не к главной дороге. Нет, в том направлении до самого водохранилища нет ни одной развилки.

Вписываясь в поворот, где дорога на минуту выходила в долину реки, Питер уловил отблеск фар вверху впереди. Кто-то припарковался на дамбе возле насосной станции.

Питер утопил акселератор до упора, и машина, виляя, пронеслась по узкому изгибу и со стонами запрыгала по выпуклостям и впадинам дороги. Деревья здесь росли густо, их никто не подстригал, и сучья скребли по крыше и бокам.

Затем лес по обе стороны расступился, и обзор улучшился. Впереди дорога пересекала дамбу. Справа раскинулась под звездами черная гладь водохранилища. Слева створки шлюза пропускали поток несущейся воды, который обрушивался вниз с крутого бока дамбы в реку далеко внизу, издавая шум, напоминающий нескончаемые раскаты грома.

Там, где дамба встречалась со скалой, располагалась небольшая заросль кустов и деревьев. Земля там кренилась под опасным углом, прежде чем рухнуть крутым обрывом. Уил перегнулся через край, держась одной рукой за самый конец согнутой ветки дерева, и заворожено глядел вниз.

Питер знал, что внизу там ничего нет, кроме долгого падения в мелкую воду с каменистым дном.

Он подъехал ближе, притормаживая, опасаясь спугнуть Уила. Дорога позволила ему подобраться к Рэнсому на расстояние нескольких метров.

Детский стишок, которому научил его отец, неотступно вертелся в голове:

Ты спишь, хотя сверкает день.

Ты вроде бодр, но это ложь,

Украл твой разум чародей,

Ты обречен и ты умрешь.

Машина смяла мелкие кусты на пути, но потом пошли деревья, и ближе Питеру было не подобраться. Он открыл дверь и позвал:

– Эй, Уил, что ты затеял?

Сам он тем временем шарил под сиденьем в поисках коленных скоб.

Тот обернулся и помахал свободной рукой. Взгляд у Уила был стеклянный, на губах застыла отсутствующая улыбка.

– Я собирался прыгнуть со скалы или высокой колокольни. Знаешь, чтоб мозги проветрить. Я обнаружил, что тело у меня крепче железа. Со мной ничего не случится. Я уже много раз так делал. – Тут его идиотская улыбка превратилась в гримасу преувеличенного беспокойства. – Э… ты ведь не скажешь Эмили, правда?

Питер шарил под пассажирским сиденьем в поисках второй скобы и не мог ее найти. Он отозвался:

– Конечно нет. Но сначала одна вещь. Можешь оказать мне услугу?

– Что такое?

Одна нога Рэнсома стояла на земле, другая болталась в воздухе, ветка слегка покачивалась под весом мужчины.

Питер наклонился, поставил оба костыля на землю и рывком сдвинулся вперед, удержавшись за счет силы мощных плеч. Он крякнул.

– Эй… тебе оттуда видно мои номера, а? Уил неохотно отвел глаза от провала.

– А? Конечно видно, ясно как день.

Плечи Питера вздыбились, и он перенес тело вперед, волоча бесполезные ноги по грязи и опавшим листьям.

– Прочитай!

– Что?

Еще шаг. Склон начал опасно крениться.

– Прочитай эти чертовы буквы на номерном знаке.

– Э…

Еще шаг. Впереди его ожидало переплетение ветвей, короткое падение, затем Уил. Затем долгое падение. Питер уже находился на ненадежной земле.

– Не забавно ли, что ты разучился читать? – крикнул он лунатику. – Отчего это, по-твоему? Подумай об этом, мужик!

Вися на одной руке на ветке дерева, стоя одной ногой на склоне, Уил бессмысленно таращился на номерной знак. На лице у него проступало выражение сосредоточенности. Затем он повернул голову и уставился на луну. Лицо его было таким внимательным, будто он ловил неслышные голоса. Затем голова Уила начала медленно опускаться, словно его взгляд притягивала пустота внизу.

Питер, зажмурившись, бросился вперед толчком плеч. Костылям не за что было уцепиться на склоне. Ветви деревьев хлестнули его, когда он упал. Последовал хаос боли и головокружения, пока он кувыркался и катился вниз. Затем удар: он врезался в дерево. Один из костылей полетел в воздушный провал, медленно и бесшумно вращался при падении.

В спине и бедрах стреляла боль, но он проглотил стоны и стиснул зубы.

Голос Уила раздался рядом:

– Ты ранен? Знаешь, а мне падения никогда не вредят. Тело мое твердо, как железо, так что я могу прыгать со скал и высоких колоколен…

Питер, лежа на животе в опавшей хвое и жесткой, как проволока, сухой траве, взглянул на горстку зажатых в кулаке листьев. Лицо у него перекосилось от мучительного сосредоточения, губы шевелились, словно он пытался припомнить давно позабытое слово или фразу. Он смутно думал о чем-то, что его отец когда-то заставил его выучить наизусть. Что-то глупое, какой-то Дурацкий детский стишок; нечто выброшенное из головы.

Затем лицо его прояснилось, глаза засияли. Питер крикнул:

– Дерево, за которое ты держишься! Посмотри на него! Посмотри на эту чертову штуку! Ты споришь, что это лавровое дерево?

На самом деле это был клен, но Питер надеялся, что Уил не сообразит.

И действительно, тот ответил:

– А? Я ничего не знаю про деревья, кроме того, что я могу прыгать так далеко, так далеко…

– Духи мира! Он не возразил, что держится за лавр! Эй, Уил, послушай! Есть песенка про лавровые деревья, меня папа научил! Не хочешь послушать, черт тебя дери?

– Я поговорю с тобой, когда залезу обратно. Пока…

Питер запел:

Дриада Дафна!

Скромности едва ли Подобной красоте пристал обет!

Ночь не придет туда, где целовали Ту, о которой грезил дерзкий свет.

Обманы сна бегут от стрел полудня,

Их разгоняет струн волшебный гром.

Лишь тот способен одолеть безумье,

Кто коронован лавровым венком.

День, Гелиос, Аполлон, Гиперион! Ты лунное безумие смиряешь,

Тобой повержен полночи дракон!

И внезапно Уил, панически вереща, вцепился в ветку обеими руками.

Пока он взбирался по склону к безопасному месту, Питер лежал в спутанном подлеске, колотя кулаком по земле, по его перекошенному лицу текли слезы, и он стонал: «Иисусе, ёпть, Христе, сработало. Будь старик проклят, сработало. Будь проклят этот старый дом, сработало. Все работает. Это все правда. Будь они прокляты! »

Прошло немало времени, прежде чем он нашел силы подтянуть себя обратно.