Восьмая нога Бога - Майкл Ши Страница 44

– Прошу меня простить, о божественный, – взмолился я. – Но не кажется ли тебе, что ты чрезмерно жесток и придирчив? Позволь указать тебе на то, что…

Однако мои слова были не более чем уловкой, которой я прикрыл свое отступление, отпрыгнув назад. Это был замечательный скачок: дерзкий и ловкий. Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я приземлился на середину плота, а после третьего прыжка оказался позади смоляной груды, вокруг которой одним быстрым движением обмотал оба отреза шелковистой ткани и оперся подбородком о ее вершину. В это самое мгновение громадный паук, гремя когтями, точно грозовая туча вырвался из зияющих врат храма.

– Разреши мне хотя бы беспрепятственно уплыть на моем плоту! – нахально выкрикнул я первое, что пришло в голову. – И не пожалей для меня, о великий, хотя бы того клочка шелка, из которого я сделал себе плащ…

Но косматый гигант уже взвился в воздух:

– Телом и душой ты будешь принадлежать мне, грязный вор!

В моем распоряжении оставались считанные секунды, я должен был подпустить его к себе как можно ближе, чтобы он не успел в полете повернуть назад. Никогда раньше не приходилось мне видеть такой скорости у столь крупного существа: громадный паук скакал, точно блоха! По сей день в кошмарных снах я переживаю то затяжное мгновение, когда он висел надо мной, но вот я отскочил в сторону, да так поздно, что пущенные моими спутниками зажигательные стрелы едва не опалили меня своим пламенем. Смоляное чучело вспыхнуло в тот самый миг, когда клыки А-Ракова семени пронзили его до самого основания и намертво влипли в него.

Едва я успел, упав наземь, откатиться в сторону, как надо мной пропели копья, и мохнатая луковица паучьего тела украсилась добавочной щетиной. Мощные лапы яростно дергались, пытаясь избавиться от пламенеющей добычи (которую мы надежно прикрепили к плетеной раме), но, как только копья нашли свою цель, движения паука стали замедленными и бесцельными. Еще немного, и кошмарное чудовище осело на плоту. Его наполовину расплавленные клыки облепила спекшаяся от жара смола, ноги время от времени судорожно вздрагивали.

– Все на борт! – взревела Желтушница и, таща за собой повозку, подала пример остальным.

– Веревки, быстрее! Привяжите его к плоту! Я – воплощенная гениальность, разве не так?!! Только поглядите на эту скотину! Наш! А эта тощая сучка надо мной насмехалась, – вот, полюбуйся теперь, змея старая! Сюда, водяной раб! Сюда, быстрее!

Едва мы успели выполнить ее приказание, как мускулистый водяной язык поднялся из травы, скользнул под плот и понес его вниз по склону с такой скоростью, что мы едва устояли на ногах. Ведьма, однако, не желала терпеть промедлений, даже минутная заминка раздражала ее:

– Привяжите зверя к плоту, гром вас разрази, привяжите немедленно, этой ночью нам еще не так мчаться придется, нечего тут шататься да падать, веревки в руки – и за дело!

Мы окружили А-Ракова отпрыска: на плоту едва хватило места для всех нас, так много пространства занимала его туша. Набросив на него несколько веревочных петель крест-накрест, мы надежно привязали громадную луковицу его тела к плоту, а концы веревок обмотали вокруг колышков, которые вбили прямо в бревна.

– Сейчас прыгнем! – заверещала ведьма. И точно, мы приближались к концу прорубленного нами коридора, за которым, двумя саженями ниже, ярилась черная речная вода. Упав на четвереньки, мы вцепились в веревки, а водяной язык соскользнул с берега и завис в воздухе. – Вниз! – взвизгнула Желтушница, и мы рухнули в реку, подняв целый фонтан брызг.

Теперь, когда нас увлекало вперед течение, движение плота стало плавным и беззвучным. Широкая река разлучала деревья, которые покрывали ее берега, и в просвет между их кронами была видна полоса звездного неба, заметно побледневшего в преддверии восхода луны.

– Ноги ему свяжите, ноги! – рявкнула ведьма. – Да поживее, чтоб вас разорвало, будете вы шевелиться или нет? До победы осталось всего каких-нибудь полшага! Свяжите ему ноги! Ты, нунция, и ты, девочка! Помогите мне развязать ящик и поднять нашу Помпиллу ему на спину!

Света было маловато, и плот качался на волнах, но головы у нас шли кругом не столько от этого, сколько от нечеловеческих мыслей, бессвязных и непоследовательных, которые непрестанно порождал мозг нашего пленника. Я чувствовал, как они языками холодного пламени пробегают по моему хребту, отчего я весь покрывался гусиной кожей, и странные приступы дурноты поднимались откуда-то из глубины моего существа. Под действием яда мысли чудовища превратились в невнятное бормотание: казалось, сознание вот-вот угаснет, точно искра под толстым слоем пепла, и все же враждебный разум продолжал жить, воля, пусть и в оковах, не сдавалась.

Тем временем ведьма с помощью Мав и Лагадамии извлекла бледную куколку Помпиллы из ящика, взгромоздила ее на плоскую, покрытую панцирем спину нашего пленника, взяла у Мав разлучник и наклонилась к сверкающим, точно черные драгоценности, глазам, целые гирлянды которых опоясывали все тело А-Ракова отпрыска. В глазах самой Желтушницы злорадный восторг зажег неприятное бледно-оранжевое пламя.

– Ну что, кривоног, как тебе это нравится? Паралич, я имею в виду? Хочешь пошевелиться, а не можешь, слышишь, а ответить нет сил. Чувствуешь, как я отплясываю на твоей распростертой туше, а, божество липовое? Нравится? Нравится? – При каждом слове ведьма притопывала все крепче. – Что, поболтаем, ты да я, как, бывало, ты любил покалякать со своей добычей, помнишь? А? А? Однако погоди, кривоног. Все, что от тебя осталось, – это мысль, беспомощная и безголосая, ты даже тревогу поднять не можешь, но обрывки того, что ты видишь, продолжают утекать в пустоту, – вдруг да окажутся поблизости родичи, которые тебя услышат. А потому с прискорбием сообщаю, что мне придется выколоть все твои буркалы до последнего. – И ведьма плашмя похлопала клинком Мав по ладони. – Ну, готов? А?

Окажись на месте А-Ракова отродья любое другое существо, не столь омерзительное, смак, с которым ведьма выкалывала его глаза, непременно насторожил бы меня. Мысли паука бессвязно забурлили и постепенно утихли.

– Огромное спасибо, кривоног, за несказанное удовольствие, которое ты мне только что доставил; тем более мило с твоей стороны доставить мне еще одну радость! Скажи, ты ведь помнишь Помпиллу? Пам-Пель?

Новый взрыв мыслей, от которого нам всем стало жутко, был ей ответом: паук, без сомнения, знал, о ком идет речь.

– Еще бы тебе не помнить! – возликовала Желтушница. – А теперь ты примешь ее, как радушный хозяин! Ты станешь ее колыбелью! Она будет угощаться тобой, пока не выест всего дочиста! Да, да! Как тебе это нравится, мой милый кривоножек? А? А? А?!

Радость победы до смешного опьянила ведьму. Но когда дело дошло до церемонии, которая, по-видимому, имела для нее какой-то особый, священный смысл, все ее движения стали торжественно-размеренными. Она попросила Мав и нунцию стать по обе стороны похожего на саркофаг ящика, поднять его и повернуть заостренным концом к шерстистому вздутию передней части паучьего брюха. Сама она приблизилась к волосатой луковице и занесла над ней разлучник Мав, крепко сжав его обеими руками.