Посох для чародея - Сергей Джевага Страница 44

— Вообще-то я сам из тех оборванцев, — хмуро ответил я. — Да и не понимаю я твоего восторга. Эти люди… бррр…

Аш нахмурился. На его гибком подвижном лице отражаются все оттенки чувств: досада, раздражение, гордость, самодовольство. Ох, и трудно ему будет в кругу этих ядовитых насекомых. Чувства надо скрывать. Тем более от таких. А то появится соблазн управлять тобой.

— Ты не понимаешь, Эскер, — принялся он поучать. — Именно эти люди заправляют всем. От того, насколько ты им понравишься, зависит, будет у тебя приличная работа или нет, будешь ли ты чего-то стоить, или твое место — на базаре в качестве грузчика. У этих людей деньги. А деньги, как ты, наверное, догадываешься, — это власть.

— Не спорю, — попробовал я оправдаться. — Но это же противно — перед кем-то лебезить, кому-то кланяться, лизать пятки. Ты же не пес, чтоб выпрашивать у хозяина обглоданные кости. Не лучше ли всего добиться самому, своими силами и умом?

Аш посмотрел как на придурка, оглянулся по сторонам — не видит ли кто, покрутил у виска пальцем.

— Ты глупец, Эскер! — рявкнул он. — Своими силами всю жизнь будешь биться в закрытую дверь. Зачем? Ведь рядом есть открытое окно. Самому, может, и лучше пробиваться, но вот так — легче. А это главное.

— Легче не значит лучше, — покачал я головой.

— Победителей не судят, — отпарировал Аш.

— И поэтому ты «влюбился» в графиню? — хмыкнул я.

Аш побледнел, упрямо сжал губы. На скулах заиграли твердые желваки. Он спрятал взгляд, а когда вновь посмотрел на меня, я увидел, что его глаза горят ярким безумным пламенем.

— Я ее люблю! — рявкнул он. — Но не тебе судить, нищ…

— Договаривай, — хмуро сказал я. — Ты хотел сказать — нищий придурок или, например, — несчастный дурак… Спасибо, братец. Я тебя тоже очень уважаю. По не ты ли еще лет пять назад был таким же?

Аш помотал головой — видно, понял свою неправоту, но ведь не признает. Никогда. В этом весь он. Спорит, далее если не прав. Упрямство присуще каждому в нашей семье в большей или меньшей степени. А что любит свою графинюшку — вижу, тут не надо быть даже магом.

— Ладно, прости! — сдался я. — Погорячился.

— Замяли, — быстро согласился Аш.

Вот так-то. Если сам не сделаешь первый шаг к примирению, то будет дуться до скончания веков.

Мимо прошла семейная чета. Муж — шарик на тоненьких ножках, щеки шире плеч, роскошный камзол не сходится на пузе. Заплывшие жиром глазки обозревают мир с сытой ленцой и брезгливостью: как это — мне, такому великому, приходится унижаться здесь, снисходить до этих… мда, этих… Жена — молодая красивая девушка. В дочери годится этому борову. Смотрит на мир удивленными глазами ребенка, что-то рассказывает мужу, он важно кивает, поддакивает, но видно, что не слушает. Женщина для него — погремушка, украшение. Или даже — здоровая породистая лошадка, которой можно похвастаться перед друзьями и просто знакомыми. А потом, когда надоест, завести другую. Еще породистее и красивее.

Я проводил их долгим взглядом, покачал головой. Может, в чем-то Аш и прав. Деньги правят миром. Если ты богат, то будешь вкусно есть, сладко спать, рядом с тобой всегда будут крутиться красивые женщины. Но будешь ли ты счастлив, еще неизвестно. Есть вещи сильнее денег. Точнее… я надеюсь, что есть. Хочу верить. Иначе зачем жить?

Что за бал такой странный? На балах вроде бы должны танцевать. А тут просто ходят по залу, болтают меж собой, едят и пьют. Или я все-таки чего-то не понимаю? Хотя одна подруга, с которой я когда-то прогуливался, сказала, что я пережиток. С моими взглядами и понятиями о жизни надо было жить лет четыреста назад. Или же уехать в империю, там, по слухам, все иначе.

Аш завертел головой: взгляд прицельный, ищущий. Наконец увидел кого-то, помахал рукой.

— Эскер, ты постой пока, — сказал он, — попей вина, развлекись, пообщайся. Я тебя найду. Если сможешь, подцепи девушку посмазливее.

— Я недостаточно богат для этого. И вообще пусть их собаки дикие цепляют!

— Какой гордый, — хмыкнул брат. — Ладно, я побежал.

— Давай, — кивнул я. — Развлекайся, но обо мне не забудь.

Последних слов он не услышал, затерялся среди толпы.

Я растерянно огляделся. Одному как-то неуютно. Вокруг холеные равнодушные лица, разноцветье нарядов, роскошь и богатство. Я тут как белая ворона в своей простой одежде. Да еще меч на поясе. Во-первых, мешает. Ножны бьют по ноге, скоро синяк будет. Не привык я к оружию. Во-вторых, почти ни у кого из присутствующих нет мечей. В лучшем случае кинжалы. Да и то так густо усыпаны драгоценными каменьями и залеплены золотом, что это уже и не оружие вовсе, а предмет украшения. Я со своим простым клинком больше похож на телохранителя или слугу.

Может, и правда вина выпить, как Аш советовал? Хоть какое-то занятие.

Подошел к ближайшему столику: тут столпились гурманы, пробовали вино, делали многозначительные мины, закатывали глаза, говорили о букете, урожае, способах изготовления. Кое-как протолкался, плеснул из первого попавшегося кувшина в чистый кубок. Попробовал. Вино оказалось красное, сухое, чуть с кислинкой, но вкус неплохой.

— Разве слугам позволяется пить вино господ? — скривила носик какая-то дама.

Личико бледное. То ли от обилия косметики, то ли сама по себе такая. Одета в пышное голубое платье, прическа — нечто невообразимое, запредельное.

— У нас демократия, если вы не знали, — проворчал тихо. — Так что слугой своего конюха обзывайте.

Дама возмущенно взвизгнула, сделала вид, что падает в обморок. Ближайший гурман тут же среагировал, подхватил и забормотал комплименты. Дама улыбнулась, что-то прошептала в ответ. Я отошел от греха подальше: нарываться незачем. А то еще выгонят с позором. Ашу вряд ли понравится.

Я маялся: вот не знаю, что делать, и все. Хоть волком вой. Чувствую себя не в своей тарелке. Вино пью маленькими глоточками. Не то чтобы пьянеть не хочу, просто к столикам меня теперь и пряником не приманишь.

Стал возле стеночки, где мягкие пуфы, но садиться не хочу, еще сгонят.

— Что делает столь наивный молодой человек в таком обществе?

Я обернулся. На пуфе сидела женщина лет тридцати пяти. Одета со вкусом, по последней моде. Все, что можно оголить, оголено. Из низкого выреза вызывающе выглядывают молочно-белые полушария. Грудь упругая, молодая, такой любая восемнадцатилетняя девушка позавидует. Дама глянула на меня с интересом, растянула густо накрашенные губы в игривой улыбке. Поигрывает кубком в руках, цедит вино по глоточку.

Я развел руками, вздохнул.

— Так уж сложились обстоятельства. Брат притащил.

— И кто же ваш брат, юноша?

— Аш Альен.

Она выгнула тонкую бровь дугой, стрельнула глазками.

— Так вы брат знаменитости, юноша. Как интересно. Голос приятный, грудной. На меня смотрит снизу вверх, хлопает длинными ресницами. Рот немного приоткрыла, быстро провела острым язычком по полным влажным губам. Словно бы невзначай, но видно: жест привычный, отработан до совершенства долгими тренировками у зеркала, а потом отточен на таких вот лопухах, как я. Сам того не замечая, я сделал шаг вперед, пальцы судорожно сжались, в голове со скоростью молит промчались сцены… гм… сцены. Иногда хорошее воображение играет злые шутки. Она заметила, с удововольствием улыбнулась, стала кокетливо поправлять прическу.