Тени предательства - Джон Френч Страница 44

— Да, — ответил Равашоль. Он с последним оставшимся в живых сервитором проследовали за Урци Злобным в пещерные кабинеты храма-кузницы. — Мне очень неловко за то, что я вернулся при таких обстоятельствах, мой повелитель, но я не знал, куда еще мне можно было податься.

— Нет-нет, — взмахнул бледной дряблой рукой Урци. Они вошли в просторный и высокий неф храма. Пилястры и арочный потолок создавали ощущение утробы колоссального зверя. — Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Абсолютно правильно. Я всегда говорил, что ты наделаешь у нас много шуму, говорил же?

— Говорили, — согласился Равашоль. — Вот только я не думал, что это обернется таким образом.

— Не беспокойся, Паллант, — продолжал Урци Злобный. — Я уже связался с адептом Хромом, и вскоре мы все уладим.

— Адептом Хромом? — испуганно переспросил Равашоль. — Но зачем?

— Твое открытие влечет за собой такие последствия, которых ты и вообразить себе не можешь, Паллант, — рассказывал Урци по пути к серьезно охраняемым дверям из полированной стали и бронзы.

Зубчатые створки раздвинулись, и верховный адепт махнул рукой, давая понять, что Равашолю следует войти.

Паллант как раз собирался спросить насчет последствий, когда ступил под своды огромного зала, увешанного десятками тысяч комплектов силовых доспехов для Адептус Астартес, но все вопросы так и застряли у него в горле. Помещение было ярко освещено, и холодные отблески света слепили глаза, отражаясь от неокрашенных поверхностей брони. Ее серебристое мерцание напомнило Равашолю хрупкие страницы летописей Старой Земли и рассказы о воинах, передвигавшихся верхом на животных. Воспоминание рассмешило Палланта, и он улыбнулся, следуя за Урци, который направлялся в дальний конец зала.

— Я никогда не видел в таком количестве силовых доспехов «Марк Четыре», — проговорил Равашоль. — Наверное, дух захватывает, когда в них маршируют воины Адептус Астартес.

— Думаю, все именно так и выглядит, — кивнул Урци. — Конечно, мы выполнили еще только около половины от общего заказа доспехов этого типа. И ты, думаю, можешь себе представить, какие сложности нам пришлось преодолеть, переубеждая некоторые легионы… более традиционного уклада отказаться от старых «железных панцирей».

— Арморум феррум? Но почему? Мне казалось, сами десантники сетовали на то, что «Марк Три» неуклюж и неудобен для повседневного использования в бою.

— Так и есть, — согласился Урци. — Но чисто внешне это самый вызывающий из всех типов десантных доспехов, и некоторым легионам как раз и нравится его… брутальность, что ли, и они хотят сохранить его для церемониальных нужд и в помощь штурмовым частям.

— Но ведь «Марк Четыре» куда лучше, — не согласился Равашоль с логикой Космодесанта.

У Палланта складывалось ощущение, что Адептус Астартес так и останутся для него непостижимы. Он даже слыхал, что их скоро вообще признают отличным от остальных людей биологическим видом, настолько они удалились от привычного человеческого генома.

Рассмотрев висевшие под потолком космические доспехи, а затем переведя взгляд на безгранично аугментированную фигуру адепта Урци Злобного, Равашоль вдруг подумал, что десантники могли думать то же самое и о представителях Механикум.

— Ты даже себе не представляешь, какие последствия теперь грядут в результате твоих действий, — заявил старший адепт, когда Паллант поспешно его догнал. Рядом, не торопясь, трусил сервитор, чьи неуклюжие шаги эхом отражались от далеких стен. — Оглядываясь назад, все же, я думаю, было ошибкой отпускать тебя на работу в кузницу Луки Хрома. Но все мы крепки задним умом, не правда ли? — продолжал Урци.

— Не понимаю, — проговорил Равашоль.

— А, не важно, — ответил верховный адепт. — Тебе и не нужно понимать. Но пока у нас есть время, позволь показать, чем в последнее время занималась моя кузница.

— Для меня это большая честь, — поклонился Равашоль. — Увидеть воочию деяние рук самого верховного адепта — такой шанс выпадает раз в столетия.

— И то правда, — не стал возражать Урци, — но разве не выдающиеся времена нынче настали? Думаю, маленькая отсрочка не повредит.

Равашоль шагал за верховным адептом вдоль рядов пустых доспехов в самую дальнюю часть зала, где на ступенчатом подиуме из красного мрамора с золотистыми и серебристыми прожилками взгромоздился высокий черный цилиндр.

Урци поднялся по ступенькам, и один из его дронов нырнул к черному цилиндру, мигнул загоревшимся глазком и с жужжанием выдвинул из себя ключ. Последний скользнул в цилиндр, хотя Равашолю так и не удалось разглядеть замочной скважины. Дрон отпрянул и спрятался за старшим адептом, когда что-то загудело.

Чернота в цилиндре завихрилась и стала постепенно сереть, погружаясь куда-то в помост, будто чернильное облако, растворявшееся в воде. С течением времени уже можно было рассмотреть содержимое цилиндра, чья поверхность из матовой плавно стала полупрозрачной, а затем и вовсе невидимой. Ошеломленный Равашоль разинул рот от удивления, когда перед ним предстал великолепный терминаторский доспех — самый удивительный из всех виденных им ранее.

Обладавший более массивными пропорциями, нежели «Марк IV», этот панцирь мог похвастаться сегментами из пластали, выкрашенными в цвет самой черной ночи. Окантовка отливала золотом и бронзой, и Паллант прекрасно понимал, что над каждой деталью этого доспеха трудились самые искусные мастера Марса.

По краю наплечников шел ряд золотых заклепок, а в центре нагрудной пластины горел янтарный глаз в окружении ощеренных золотых волков. Высокий латный ворот светился красными огнями, а на плечах крепилась тяжелая волчья шкура.

Равашоль поднялся по ступенькам и встал перед доспехом. Одна лишь близость к этому произведению искусства пьянила и даже немного пугала. Адепт протянул руку к полированным пластинам, и пальцы его дрожали. Пласталь оказалась холодной на ощупь, но в металле чувствовалась легкая вибрация, словно сокрытый в доспехе дух машины видел сны о грядущих битвах. Паллант взглянул вверх, туда, где должно было находиться лицо воина, и содрогнулся, внезапно испугавшись этого мрачного панциря.

— Это вершина моего мастерства, — гордо заявил Урци. — Ничего более совершенного мне сделать уже не суждено.

— Он… великолепен, — попятился Равашоль от доспеха, который внезапно показался ему вместилищем абстрактного ужаса. Что-то в этих агрессивных линиях говорило об океанах крови, которую прольет обладатель доспеха, кем бы он ни был. Панцирь, очевидно, должен был не только защищать, но и устрашать. — Для кого он?

— Для самого магистра войны, — улыбнулся Урци.

Равашоля захлестнула волна страха, когда он заглянул под капюшон Урци, где светились три глаза. Рядом с верховным адептом Паллант казался карликом. В животе у него заныло, внутренности сжались в комок от одной только мысли: он допустил ужасную ошибку, придя сюда.

— Для Воителя Хоруса? — выдохнул Равашоль.