Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева Страница 44

Шестой ключ подошел.

В кабинете было темно. Мутные блики лежали на полу, скользили по застекленным книжным полкам. Резко пахло дедовым одеколоном.

Ник щелкнул выключателем. На столе пусто, ни единой бумажки. Кресло аккуратно задвинуто.

Ему нужна только фотография.

Крепление оказалось обычным: колечко накидывалось на гвоздь. На обоях осталось темное пятно по размеру рамки. Ник поднес фотографию к глазам. Судя по всему, это Сент-Невей: номера у машины здешнего региона. Улица в районе исторического центра: брусчатка, кирпичная стена, кованая решетка водостока, какие бывают именно там. Мужчина рядом с отцом, наверное, его ровесник. Стрижка похожая – короткая, как у многих военных. Такая же суховатая, жилистая фигура. Да и в лице много сходного. Может, родственник?

Ник, помедлив, перевернул фотографию.

На обороте твердым почерком было написано: «Учителю! Начало проекта “Идентификация”. Сент-Невей, УРК-29». Дата – за год до его рождения. Той же рукой сделана подпись слева: «Артур Гориславский». Справа отметился его отец: «Родислав Яров».

Ну и что? Прошло столько лет. Разве странно, что дед забыл этого Гориславского? И мало ли было учеников!

Мало, возразил себе Ник. Во всяком случае, тех, чьи фотографии до сих пор висят в кабинете.

Снова посмотрел на мужчину. Обычное лицо, разве что нос приметный, с горбинкой. Гориславский – фамилия не из редких.

Со второй попытки Ник зацепил колечко за гвоздь. Выровнял рамку.

На пороге оглянулся, проверяя, не оставил ли следов, и выключил свет.

Закрыть дверь оказалось сложнее, ключ двигался туго. У Ника опять затряслись руки, и он не мог вспомнить: два или один оборот? Щелкнуло. Кажется, все-таки один.

У себя в комнате глянул на часы: прошло меньше двадцати минут.

Отмычки снова отправились за учебники.

Ник постоял у окна, засунув кулаки в карманы джинсов. Может, Алейстернов не успел сказать что-то еще и бесполезно ломать голову?

Или хотел, чтобы Ник спросил у деда? Напрямую.

Но зачем – вот вопрос.

Ник спустился в библиотеку, скинув по дороге цепочку с входной двери и зажигая свет во всех комнатах. На бюро рядом с телефоном лежал справочник годичной давности. Полистал: Артур Гориславский в нем не значился. Сотрудники УРКа не регистрируются? Для проверки открыл на букве «А». Алейстернов Альберт нашелся: судя по названию улицы, он живет на полпути между детдомом и гимназией. «Жил», – поправил себя Ник. Потер висок; сейчас, когда напряжение схлынуло, голова раскалывалась от боли.

Очень хотелось позвонить Тане. Просто так. Услышать ее голос. Казалось, от этого может стать легче.

Ник потрогал телефонную трубку, но номер – он помнил его наизусть, хотя и пользовался редко – набирать не стал.

Ну, и что дальше?

Подумав, вытащил папку со статьями деда. Он читал их все и фамилию Гориславский не помнил, но, может, просто не обратил внимания?

Ник просматривал страницу за страницей, не вникая в содержание. Вскоре от мелькания строчек зарябило в глазах, приходилось то и дело возвращаться. Но нет, ни Артур Гориславский, ни проект «Идентификация» там не упоминались.

От боли сдавливало виски, и пришлось отдохнуть, прежде чем взяться за папку с материалами УРКа. Тоже безрезультатно.

Досье на Дёмина Ник снял с полки уже от отчаяния. Открыл и угрюмо уставился на первую страницу. Там не было ничего интересного, только дата и место рождения, информация о родителях, группа крови, регистрационный номер в УРКе и прочее, прочее. Листать дальше? Бестолковое занятие, как пальцем в небо тыкать. Ник раздраженно оттолкнул папку – и едва успел поймать, прежде чем она свалилась со стола. Первый лист замялся, разгладил его ладонью.

Стоп! Осторожно убрал руку, точно строчки могли исчезнуть. В середине таблицы среди прочих данных значилось: «Проект “Идентификация.1”: № 236. 83 %».

Прошумело за окном. Мигнул и погас свет – автомобиль заехал в гараж.

Ник убрал папку, открыл шахматную доску и расставил фигуры, выбрав этюд наугад.

– Не спишь? – спросил дед, останавливаясь на пороге библиотеки.

Поблескивали капли на его плаще – на улице, оказывается, начался дождь.

– Пойдем, чаю выпьем, что ли, – предложил Георг.

– Я согрею. – Ник поднялся. – А что с Алейстерновым?

– Пьяный водитель выехал на пешеходный переход со второго ряда, Альберт не успел его заметить. Погиб на месте.

– Когда похороны?

– Прощание будет в центральном отделении УРКа завтра. А потом тело отправят на родину.

Дед стряхнул капли с отворота.

– Схожу переоденусь.

Ник напряженно прислушивался, пока дед поднимался по лестнице. Потом стало тихо – перекрытия не пропускали звуки.

На кухне пахло корицей и моющим средством с лимонной отдушкой. Сейчас эти запахи раздражали, от них сильнее разболелась голова.

В хлебнице нашлись оставшиеся с ужина булочки, в холодильнике – сыр и варенье. Ник поставил на плиту чайник. В блестящем боку отразилось напряженное лицо с закушенной губой. Рассердившись, постарался расслабить мышцы.

Лучше бы дед зашел в кабинет сейчас, чем ждать до завтра. Что Георг подумает, если ключ повернется с заминкой? Что его внук – вор? Или шпион?

Зашумела вода, чайник медленно нагревался. Ник потрогал его пальцем и остался стоять спиной к двери.

Шаги. Дед идет неторопливо. Ник снова закусил губу и закрыл глаза. У него не хватит выдержки! Не сейчас, когда сдавливает виски.

– Микаэль!

Это же глупо – пытаться переиграть Георга Леборовски!

– Мик!

Он повернулся.

Дед смотрел на него пристально, с удивлением.

– Ты что? Вода уже кипит.

Крышечка подпрыгивала и звенела. Фыркало из-под нее паром.

– Задумался.

Ник прогрел чайничек, отсыпал в него заварки и залил кипятком. Накрыл льняной салфеткой.

– Чай заваривать тебя в детдоме научили или на блокпосту? – поинтересовался дед.

Ник скупо улыбнулся и достал кружки.

– Вы давно знали Алейстернова? – спросил, хлопая дверцами шкафчика – искал сахар.

– Больше десяти лет. Я преподавал одно время в Академии, и Альберт у меня учился.

– А мой отец?

– Ну, он-то окончил раньше.

Ник выставил на стол бело-голубую коробку с рафинадом и сел напротив деда. Кубик сахара медленно растворялся в кружке. Ткнул его ложечкой.

– Я все хотел спросить: а что стало после войны с «Четвертым отделом»? Его расформировали?