Лунный принц - Екатерина Оленева Страница 44

Он молча выслушал её слова и по лицу его ничего невозможно было прочитать.

Какое-то время Энджел не сводил с неё взгляда, а потом, криво усмехнувшись, опустил ресницы:

– Самые неприятные истории всегда случаются с самыми хорошими людьми. Несправедливо это как-то? Если бы я мог выбирать, на это месте была бы кто угодно, только не ты.

Ирис замерла. Как-то слишком цинично и неприкрыто он демонстрирует свои чувства.

– Именно потому, что ты мне дороже остальных, Ирис. Из доброй сотни, если не тысячи людей, с которыми я играл или спал за деньги, в это дерьмо угодила единственная, к которой я хоть что-то чувствовала. Судьба, рок или что там всеми нами управляет – у них весьма своеобразное чувство юмора, не находишь?

– Нет! Меня не интересует ни судьба, ни рок с философской точки зрения. Единственное, что мне интересно – что со мной будет дальше?

– Даже не знаю, – гротескно развёл Энджел руками. – Будь я судьей, не присудил бы себя титула «отец» или «жених» года. Не представляю, как я могу не то, чтобы справиться, даже близко подойти к этим понятиям.

– Мне ты это зачем говоришь? Я уже сказала и повторяю снова: не можешь? Не хочешь? Ладно. Не справляйся. Я справлюсь сама.

– Справишься сама? – тихий смех Энджела никто не назвал бы жизнерадостным. – Ты ведь понятия не имеешь, с чем тебе придётся справляться?

– Верно. Но ведь это и не важно, потому что это ничего не изменит. У меня есть только одна дорога, и это дорога – вперёд. И да, я была бы благодарна за компанию, но вот только боюсь, как бы между посоха кандалами не обзавестись.

– Ты это сейчас о чём?

– О том! У тебя же на лбу написано, какой ты несчастный, но готов приносить жертвы.

– Неужели? Прямо так и написано? Хватит уже на скандал нарываться, красавица. Оттолкнуть – не удержать, большого ума не надо. Я пришёл о будущем говорить, если оно может быть общим у такого, как я и такой, как ты?

– У какого – такого?

– Ты знаешь, что я и кто я.

– Как я должна это понимать? Мол, если хочешь, чтобы мы в дальнейшем вместе были, принимай, всё как есть? Твои измены с другими мужчинами и женщинами? Твои эксперименты с запрещёнными препаратами? Знаешь, я вовсе не жажду оказаться матерью-одиночкой в семнадцать лет, с ребёнком-монстром, о физиологии и психологии которого имею очень смутное понятие. Но терпеть твои отношения с другими людьми я не буду. Суть отношений в том, чтобы в них было двое. Иначе они попросту не имеют смысла.

Очередная кривая улыбка на губах Энджела выводила Ирис из себя.

– По сути возразить нечего. Но, видишь ли, когда ты всю свою жизнь занимаешься проституцией (будет уж называть вещи своими именами, да?) секс – это просто секс. Он вообще никак не связывается с отношениями. Отношения – это эмоции, а секс – это всего лишь ощущения. Ну, в лучшем случае. А то и вовсе механическая работа.

– Ты так смотришь на вещи?

– Да. Но я понимаю, что ты смотришь на них иначе. Когнитивный диссонанс – так, кажется, это называет по-научному?

– Какая разница, как это называется? Главное, что да, это может стать неразрешимым противоречием. Энджел, если уж мы взялись называть вещи своими именами, то я никогда не жила на помойке.

– На которой всегда приходилось жить мне? Ты это хочешь сказать?

– Я не пытаюсь тебя обидеть.

– Понимаю. Я и не пытаюсь обидеться.

– Откровенно говоря, я вообще не понимаю, что мы здесь делаем? – грустно вздохнула Ирис. – О чём пытаемся договориться?

– О нашем будущем? – выдвинул предположение Энджел. – Сочетать несочетаемое?

– Это невозможно, я согласна.

– А я – нет. На самом деле несочетаемые вещи могут сочетаться, вопрос лишь в том, нужно ли это? Ирис, я хочу быть с тобой честным и откровенным. Не потому, чтобы напугать и заставить сбежать, тем самым избежав ответственности….

– А зачем тогда?

– Зачем? Наверное, чтобы предупредить, – пожал он плечами неопределённое. – Не знаю. Я не умею любить, ну, так, как это положено по-людски. По-своему, ущербно, с различными отклонениями – да, но мне… не знаю, даже, какое слово подобрать? Страшно? Нет, не страшно. Может, немного стыдно за свою ущербность и ненормальность, но правда в том, что я никогда не буду нормальным. Я существую для обеспечения острых ощущений, своих или чужих, а что такое нормальная семья и нормальные отношения – могу только догадываться. Моя жизнь – это действительно ужасная помойка. А ты была как цветок – из другого мира. Горделивая, чистая – нормальная. Я не хотел тебе зла, а получается, что сорвал и…

– И теперь не знаешь, что с этим делать?

– Да.

– Ну, сорванные цветы обычно выбрасывают. После того, как они завянут, в них больше нет никакого смысла.

Энджел покачал головой:

– Если я уйду, что ты станешь делать дальше?

Вот так спокойно, сухо, по-деловому. «Просто бизнес, и ничего личного».

– Я как-нибудь выживу.

– Это не похоже на план действия.

– Какая тебя разница?! Хочешь сваливать – сваливай! На себя руки накладывать я не стану. К тому же, уже не уверена, что пока это чудовище внутри меня, это не приведёт к каким-нибудь непредсказуемым поворотам.

– Кроме сомнений в самоубийственном окончании пути ещё варианты имеются?

– Да пошёл ты! Нет! Нет у меня никакого плана. Но я точно не хочу становится ненужной и нелюбимой обузой….

– Что для тебя будет лучше? Если я уйду? – он жёстко, в упор посмотрел на Ирис, так, словно навёл двустволку ей в лицо. – Или если останусь?

– Как лучше? Решать проблему вдвоём, или по одиночке?

И только произнеся эти слова в слух Ирис поняла, что на самом деле желает, что он остался. Глупо, наивно, но она верила, что так будет лучше. Потому что опираться даже на шаткий плетень, идти, пусть даже в разваливающийся дом с хлипкой дверь и покосившимися ставенками лучше, чем остаться в чистой поле, когда на тебя надвигается гроза.

– Только если ты решишь остаться, что это будет? Как это будет?

– Я не знаю, Ирис. Понятия не имею. Но думаю, ты права – нужно попытаться.

– Ради ребёнка?

Он поднял на неё взгляд, в котором промелькнуло удивление:

– Ради ребёнка? Этот ребёнок для меня не имеет значение, Ирис. Неужели ты не понимаешь? Я делаю это ради тебя.

– Ради меня? Как это понимать?

– Я не уверен, что оставаясь с тобой, делаю тебе благо. Не уверен, что смогу держать под контролем всё то дерьмо, что во мне есть, но если и согласен на этот дьявольский опыт, то только потому, что не хочу оставлять тебя одну. До ребёнка, которого я в глаза не видел, и который, скорее всего, будет ещё одним чёртовым изданием, мне особенно дела нет. Может быть, если бы родилась девочка?.. Но на это мало надежды.