Московская Плоть - Татьяна Ставицкая Страница 44

Передельский покидал Исторический музей, расправив, несмотря на мелкий снежок, плечи. Если бы у него были крылья, он бы в этот момент летел. Он испытывал ни с чем не сравнимое чувство свободы и безопасности. Даже напевал что-то попсовое, навязшее, но забытое за эти безумные несколько дней страха. Пете, как в детстве, захотелось пойти на каток, в гущу веселой, молодой, беззаботной толпы. Хотелось посидеть в ГУМе в кафе на втором этаже, поглазеть на москвичей, бегающих с выпученными глазами в поисках подарков. Ему меньше всего сейчас улыбалось возвращение в собственную разгромленную квартиру, которую придется приводить в порядок до самого Нового года: отделять нужное от ненужного, нужное раскладывать по ящикам, а ненужное – по пластиковым пакетам. Но выносить пакеты не захочется, и они будут стоять в коридоре до скончания века.

Приплясывая в очереди на каток, Петя достал телефон и позвонил родителям. Да, это, несомненно, хорошая идея: поехать встречать Новый год к ним. Они будут счастливы, если он, сославшись, к примеру, на ремонт, поживет несколько дней с ними, в Марьиной Роще.

– Ма?

– Петюня, как хорошо, что ты позвонил. Почему у тебя телефон был выключен? Мы волновались.

– Разрядился, – соврал Передельский. Ну не рассказывать же, в самом деле, маме о пережитом им триллере… – Так я приеду? А-то у меня ремонт небольшой дома.

– Приезжай, конечно! Может, и Новый год вместе отметим?

– Ну, это как получится, мам. Точно сказать не могу.

Попрощавшись с мамой, Передельский переобулся, вышел на лед и предался давно забытому удовольствию. Он шутил и заигрывал с проезжающими мимо девушками, поднимал падающих малышей, подпевал звучащей на катке музыке. Ах, как прекрасна жизнь, думал Передельский, а когда получу деньги, я поеду в кругосветное путешествие! Да хоть бы с вон той, в шапочке с помпоном.

– Девушка, дадите шапочку сфотографироваться? – пристроился рядом с раскрасневшейся красавицей счастливый Петя.

– А вы мне что? – меркантильно поинтересовалась девушка.

– А я вас приглашаю на чашечку кофе в ГУМ. С пирожным, – искушал Передельский.

– Идет! Только давайте сначала сделаем тодес! – засмеялась девушка.

– Да не вопрос! – храбро ответил Передельский.

Тодес конечно же им не удался, но этот факт совершенно не расстроил молодых людей, и они отправились в сверкающий предпраздничный ГУМ. Петя вовсю гусарил: угощал девушку апельсиновым фрэшем с ягодной тарталеткой, потом заказал шампанское и купил красавице понравившуюся ей елочную игрушку – шарик с собором Василия Блаженного в пластиковой прозрачной коробочке. Осталось только покатать на трамвае…

Девушку звали милым домашним именем Люся. Передельский был так взволнован знакомством, что уже почти строил планы.

Трамвай привез их на Дубининскую, к Люсиному дому.

– Во-о-он окошко светится. Видишь?

– А кто у тебя дома?

– Никого, я одна живу. Просто, уходя, всегда свет оставляю на кухне. Чтобы не страшно было возвращаться.

Девушка потащила Передельского в подъезд, а он и не думал сопротивляться. Сегодня все было для него. Весь мир ему улыбался.

Ввалившись в квартиру, они сразу почувствовали, что страшно проголодались. Запасливая Люся метала на стол из холодильника курицу, винегрет, маринады и соленья. На плите уютно сопел чайник, в тостере доходили до кондиции хлебцы. Передельский фонтанировал журналистскими байками, девушка зачарованно внимала герою.

– Меня, правда, уволили, – без особого огорчения признался Петя, – но скоро я стану богат. Мы купим яхту и поплывем открывать для себя мир! Ты хочешь открыть для себя мир?

– Я все хочу. Все-все! А потом мы уедем жить в Лондон?

– Почему в Лондон? – удивился ходу ее мыслей Передельский.

– Ну, по традиции. Богат – яхта – Лондон… такой алгоритм в тренде.

– Нет, Люсёк, наверное, я буду все же не настолько богат. Но мир посмотреть, я думаю, хватит. Э-э-э… хотя бы страны Черноморского бассейна. Если эконом-классом…

Разморенный обильной едой, счастливый Передельский пребывал в том блаженном состоянии духа, которое испытывает победитель, осознавший, что поле брани осталось за ним. Поверженные враги больше не целятся в него смертоносными дулами своих орудий, не стучат в ушах копыта вражеской конницы. Наступило сладкое время собирать чужие штандарты, брошенные к его ногам, и готовить дырочки для грядущих орденов и медалей. Эйфория не помешала ему, однако, слезть с пьедестала, найти дорогу в спальню прекрасной маркитантки, обнаруженной в обозе, и предаться упоительной оргии, длившейся до утра.

Люся испытывала древний как мир женский восторг дарования себя победителю. Она остро чувствовала его настроение и не скупилась на ласки и восхищение. На столь щедро удобренной почве Передельский стремительно, как бамбук, рос в собственных глазах, физически ощущая сакраментальное: «Что нас не убило, то сделало нас сильнее».

– Ну, пора фотографироваться, – сказала утром после плотного завтрака девушка и протянула Передельскому шапочку с задорным помпоном.

Петя полез в рюкзак и с огорчением обнаружил, что фотоаппарата в нем нет. Он забыл его в той квартире, где прятался от преследователей. И только в следующее мгновение он понял, что неизбежна встреча с ее хозяйкой. Камера была дорогой, профессиональной, к тому же он не успел скачать снимки, которые сделал в каменоломне.

– Что-то случилось? Украли фотик? – спросила девушка, заметив перемену в лице Передельского.

– Камеру забыл в одном месте, – признался Петя. – Придется идти. Дашь номер своего мобильного?

Люся нацарапала подсохшей ручкой на листочке номер, а потом, опомнившись, засмеялась своей рассеянности и достала из сумки визитку.

– Ладно, созвонимся, – улыбнулся Петя и, чмокнув девушку в теплую утреннюю щеку, пошел к выходу.

– Шапочку в следующий раз не забудь, – сказал он, оглянувшись. Девушка стянула с вешалки шапку и засунула ее в рюкзак Передельского.

И вдруг… нет, этого не может быть! Передельский увидел перед собой ЕЕ. Журналист впал в ступор и не мог отвести глаз от картинки, которая никак не хотела укладываться в контекст так радостно и счастливо проведенного вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Праздничное настроение вытекало из Передельского, как кровь из раны. Она смотрела на него в упор своими разными глазами с фотографии, стоящей в прозрачной рамочке на тумбе в коридоре. В радостном угаре свободы и влюбленности он не заметил ее вчера вечером. Девушки на фото улыбались, а у журналиста холодел загривок и наливалась тяжелым свинцом голова. Ноги стали ватными, и Передельский прислонился к стене.