Вооружен и очень удачлив - Людмила Горбенко Страница 44

От сырости свечи отчаянно трещали и брызгали воском. С наступлением ночи холод проник в Башню, пробираясь под тонкие мантии, и худосочный Филипп моментально продрог. Хендрик, не обращая внимания на мелко дрожащего слугу, заслонил хилый огонек своей свечи ладонью, чтобы не погас от сквозняка, и спустился еще на два уровня.

Если на их ярусе вечерами кипела жизнь, то здесь было пусто и тихо, как в склепе: ни единой двери, ни одного, хотя бы маленького, окна.

— Непонятно, зачем надо было вообще тянуть сюда такой длинный коридор, — пробурчал Хендрик и позвал: — Филипп! Эй! Ты что-нибудь видишь?

Тишина.

— Филипп! Ты почему не отвечаешь?

— Сухарь жую.

— Опять жрешь? Ты должен отвечать на мои вопросы!

— Сэр Хендрик, я кивнул.

— Балда! Думаешь, в темноте видно, как ты мотаешь головой? Вычеркни на плане этот этаж. Глухо.

Следующий ярус тоже ничем не порадовал. Коридор без единой двери заканчивался слепым окошком, затянутым решеткой. Еще один поворот — лампы по-прежнему отсутствуют, теперь налево — окно во всю стену с решеткой, каждый прут которой вдвое толще их рук.

Хендрик растопырил пальцы и измерил ширину подоконника.

— Да… плохи наши дела… даже в обычных условиях пришлось бы долбить не меньше месяца. Кладка вроде новая, но камни какие-то…

— Их специально привозили из старой каменоломни, что под городом! — пояснил Филипп. — Там самая твердая порода.

— Тогда понятно. Может, все-таки через решетку?

— Внизу колья, — грустно напомнил Филипп.

— Ах, да… Пошли вниз.

Подвальные ярусы разочаровали Хендрика окончательно. Делать подкоп было невозможно — до середины стены стояла вода.

— Может, нырнуть и проплыть под землей? — с надеждой спросил Филипп. — Там наверняка труба, из которой все течет в речку.

— Нет там никакой трубы. И выхода нет. Даже не пытайтесь, — отчетливо сказали в темном углу. «…Тесь… тесь… есь… сь…» — разнеслось под потолком гулкое эхо.

— Кто тут? — взвизгнул Филипп и, неловко взмахнув свечой, подпалил собственную рыжую шевелюру. — Ай! Ай!

Сзади хлюпнуло, и на голову слуги выплеснулась порция затхлой воды.

— Ну ты и нервный, — уважительно сказали сзади. — …Ный… ный… ый…

— Вы к-к-кто? — пролепетал Филипп, ощупывая мокрые волосы.

— А ты подними свечу и посмотри… и… и…

— Лягушка, — доложил Хендрик, освещая громадное существо, расположившееся на каменном островке посреди воды. — Вот это да! Неужели тоже продукт колдовства? Это тебе не мелочь какая-нибудь. Впечатляет.

— Пожрать не будет? — дружелюбно спросила лягушка, поглаживая лапой обвисший живот.

— Эхо пропало, — зачарованно доложил слуга, озираясь по сторонам.

— Да просто надоело мне, — пояснила собеседница. — Ну, так как насчет съестного? Комары уже поперек горла встают, сил нет.

— У Филиппа были сухари, — сказал Хендрик. — Филька, угости даму сухарем.

— Не могу, — прошамкал слуга. — Кончились.

— А что жуешь?

— Это последний.

Получив отказ, лягушка явно пригорюнилась. Хендрику даже показалось, что из-под прикрытого века выкатилась вполне человеческая слезинка. Но спустя несколько минут собеседница вновь оживилась — надула зоб и выпучила глаза.

— А не хотел бы ты, Филипп, встретить сейчас красивую девушку? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Могу устроить.

— Красивую девушку и я встретить не отказался бы, — смеясь, сказал Хендрик. — Только нет здесь дам. Одни седьмые сыновья и охранники, чтоб их…

— Поцелуй меня — и я превращусь в сказочной красо…

— Вот этого не надо.

— Не веришь?

— Ни единому слову. Весь мой жизненный опыт учит: сколько ни целуй девушку, красивей она не становится.

— А зря. За последние три дня уровень магии в Башне повысился раз в десять. Слышали про новые стаи наколдованных животных? Так вот — из всех концов города они медленно перемещаются к Башне. Если так пойдет дальше, волшебные книги в библиотеке проснутся, и старые заклинания начнут действовать. Мог бы и поцеловать.

— Правда, что ли? — удивился Хендрик. — А нам говорят, что магические уродцы наоборот — расползаются из Башни. Ей-богу, не врешь? Филька, целуй ее. Для эксперимента.

— Не буду, — уперся слуга, крепко сжимая губы.

— Кому сказал — целуй!

— Хоть в щечку… — застенчиво попросила лягушка.

— И ты еще ждешь? — возмутился Хендрик. — Чего тебе стоит?

Филипп брезгливо скривился и приблизил лицо к лягушке, приготовившись чмокнуть ее в лоб, но хитрая тварь извернулась и выстрелила своим длинным языком прямо ему в губы. Рот слуги распахнулся как треснувший орех, и остаток сухаря бесследно исчез в зеленой пасти. Лягушка довольно заквакала, наблюдая за перекосившимся от отвращения Филиппом.

— Эксперимент провалился, — ехидно сказал Хендрик, подмигивая жующей собеседнице. — Наверное, уровень магии еще низкий.

— Обманщица и воровка! — возмущенно орал слуга, отплевываясь и вытирая губы ладонью.

— Зато сухариком побаловалась, — заметила лягушка, блаженно закатывая глаза. — Да ты не пугайся, я не заразная. Вы, ребята, на нижние ярусы время не переводите. Мы с девочками тут все облазали — нет выхода, хоть плачь. А в левый коридор вообще лучше носа не казать. Говорят, там одичалые рабочие бродят. Ищут еду.

— А выше по лестнице? — деловито спросил Хендрик, доставая план и помечая нижние ярусы жирными крестами.

— Выше не знаю. Лапы не приспособлены, — с сожалением сказала лягушка и продемонстрировала короткие перепончатые ножки, почти сросшиеся с туловищем. — Вот если через трубу в ров — это можно, вы пролезете. Только плыть придется долго. И не дыша. Сможете?

— А кто его знает, — сказал Хендрик и подтолкнул слугу вперед. — Приступай, Филя.

Нельзя сказать, что слуга заторопился выполнять приказ.

— Он трусит, — ядовито сообщила лягушка. — Вот умора! Маг называется!

— Почему опять я? Вода холодная! — буркнул Филипп.

— Лезь, говорю! Не позорь меня перед дамой!

— Я плаваю плохо! Может, лучше вы, сэр Хендрик?

— Могу и я, — с подозрительной легкостью согласился Хендрик. — Только ты пожалеешь.

— Да не пожалею я, лезьте!

— Пожалеешь, пожалеешь. Знаешь, как трудно приходится в жизни слугам, которые не выполняли приказы своих хозяев и были уволены? Во-первых, душевные терзания мучают, во-вторых, хромому на обе ноги вообще в жизни нелегко приходится. Его каждый обидеть может.