Запретная магия - Энгус Уэллс Страница 43

С полудня до самых сумерек, а затем во время каждого привала керниец натаскивал его в тонкостях фехтования, а Варент и его свита постоянно наблюдали за ними, давая советы и подбадривая. Каландрилл с удовольствием отметил про себя, что с каждым днем он становится все более ловким: Брахт верно сказал — он окреп. И сейчас он вовсю старался не ударить лицом в грязь.

Похвала Брахта была приятна Каландриллу, он вдруг полюбил фехтование, хотя раньше занятия с Торвахом Банулом на плацу в доме отца никогда не доставляли ему удовольствия. Теперь и сон для него стал отрадой — стоило ему только прилечь, как он тут же засыпал.

Однако после встречи с биахом сны вновь стали навещать его, словно сами деревья посылали ему смутные видения. Едва Каландрилл смыкал глаза, как ему начинало казаться, что вот он стоит на освещенной лунным светом поляне, а сквозь огромные ветви дуба просачивается серебристый свет, и ночь вокруг стоит тихая и неподвижная. Биах опять выходит из самой сердцевины дерева и идет к нему с простертыми вперед руками, и тонкие веточки-пальцы расставлены так широко, что он никак не может понять, предохраняет его дух или угрожает. Он что-то говорит ему, но вдруг поднимается холодный и яростный ветер, за которым не слышно слов, и существо из дерева начинает трястись на этом страшном ветру, поворачивается и медленно уходит, словно сдаваясь, и опять сливается с дубом. И когда оно уходит в дерево, из тени, окружающей дуб, вдруг появляются Брахт и Варент, и каждый манит его к себе, один справа, другой слева, и он все никак не может решиться, куда пойти, хотя и понимает, что обязан сделать выбор.

Этот сон не давал ему покоя до тех пор, пока они не выбрались из леса, словно власть дерева распространялась лишь на него, и как только они вышли на открытую местность, беспокойные сны прекратились.

И тогда он решил, что этот сон не был послан ему биахом, а явился продуктом его собственного воображения, результатом его раздвоенной преданности. Он не сомневался, что цели Варента благородны, но недоверие Брахта было настолько сильным, что не переставало беспокоить его. После схватки с демонами они становились все ближе и ближе, что и понятно, ведь они проводили вместе долгие часы. Он перестал смотреть на него как на обыкновенного платного телохранителя, единственной корыстью которого были деньги Варента; он стал ему другом. Да и Брахт не издевался больше над ним за его изнеженность и неопытность; он все чаще смотрел на него как на ровню, как на товарища. Словно после того, как они поговорили с биахом, Каландрилл сдал еще один экзамен, поднявшись по шкале ценностей Брахта еще на одну отметку, и он ценил это.

С другой стороны, он доверял Варенту; ему нравилось общаться с ним не меньше, чем с кернийцем. Часто по вечерам, после занятий фехтованием или в дороге, Варент начинал рассказывать ему историю Лиссе, или мировых религий, или что-нибудь еще — знания посла были воистину безграничны, и Каландриллу нравилась его эрудиция не меньше, чем физические упражнения с Брахтом.

Позже он не раз будет с ностальгией вспоминать это время — время невинности, идиллия, да и только.

Когда они пересекли долину, перед ними встали невысокие холмы; трава исчезла, обнажив иссохшую красновато-коричневую с серыми и черными вкраплениями камней землю, словно с нее содрали кожу. Было безлюдно, но и колдуны их больше не беспокоили; они шли вдоль извилистого берега реки, поднимаясь все выше и выше, и наконец, на третий день, оказались на плато. Варент поднял руку, останавливая процессию.

— Альдарин сразу за этим плато, — объявил он. — На Альде.

Каландрилл всмотрелся в зыбкую от жары даль. Сильный ветер раздувал его теперь уже длинные волосы, хвосты и гривы лошадей, и его порывы доносили до ноздрей запах океана. Там, на западе, земля сливается с Узким морем, а травянистая зелень переходит в лазурную голубизну; пока же перед ними расстилалась роскошная весенняя зелень долины. Он разглядел окрашенные в синий цвет, как туника Варента, приземистые, огороженные заборами домики, как маленькие крепости, с плоскими сверкающими на солнце крышами.

— Хутора, — пояснил Варент, — отсюда в город поступает мясо.

Сгорая желанием как можно быстрее попасть домой, он и его люди помчались по плато.

По дороге им встречались ехавшие верхом на крепких пони гуртовщики, дочерна загоревшие, в поношенных туниках и кожаных брюках, с длинными копьями. Завидев герб на фургоне, они приветствовали их, но Варент, не останавливаясь, вел колонну вперед и вперед; привал они сделали в открытом поле в двух днях езды от города.

Где-то ближе к полудню третьего дня пути по этой земле плато вдруг стало резко опускаться к широкой долине с разбросанными тут и там хуторами и виноградниками; вдали серебром переливалась полоска Альды. Там вдали, на горизонте, где река сливается с морем, и стоял Альдарин.

Как и в Секке, да и вообще в Лиссе, дома альдаринцев притаились за крепостной стеной. Вымощенная камнем дорога вилась вдоль реки и ныряла в огромные деревянные, обитые железом ворота, по обеим сторонам которых угрожающе стояли баллисты. Со склона, где они сейчас находились, была хорошо видна гавань с кораблями, казавшимися игрушечными; к гавани с обеих сторон примыкала крепостная стена с блокгаузами. Хорошо укрепленный, приспособленный к длительной осаде город, который тем не менее выглядел веселым — цветные домики, светлые суетливые улочки, свежий воздух, настоянный на винограде и морской соли. Они продвигались вперед по гуртовой дороге, петлявшей вниз по холму, и наконец вышли на широкую столбовую дорогу, бегущую прямо к серо-голубому морю. К полудню они достигли городских ворот, где отряд одетых в кольчугу солдат под командованием капитана приветствовал Варента поднятием копий.

— Добро пожаловать, господин Варент, — приветствовал его офицер поклоном головы. — Поездка была удачной?

— Весьма, — ответил Варент. — Домм будет доволен.

Офицер кивнул.

— Нужен ли вам эскорт?

— Думаю, что нет, — с улыбкой отказался Варент. — У меня и без того большая свита. К тому же, прежде чем отправиться к домму, я хочу побывать у себя.

— Как тебе будет угодно.

Капитан резко отдал команду, и солдаты выстроились в колонны, пропуская их в город. Во главе процессии ехал Варент; Каландрилл и Брахт следовали сразу за ним; проехав под аркой ворот, они оказались на широкой торговой площади с веселыми палатками; здесь было полно народу, но все почтительно расступились, уступая им дорогу. От площади начиналась вымощенная голубым камнем дорога, такая же прямая, как и дороги Секки; они проезжали через площади, освещенные полуденным солнцем, и через кипевшие жизнью кварталы, столь похожие на родной город Каландрилла.

Чуть не доезжая до центра, Варент свернул на узкую дорожку, и вскоре они оказались меж садов и возвышавшихся за оградой богатых домов, соответствующих рангу их обитателей. После оживленных улиц здесь было прохладно и спокойно. Варент остановился перед лазурными воротами, за которыми виднелись верхний этаж и крыша великолепного здания из белого камня. Он крикнул, и тут же люди в голубых с золотом одеяниях бросились отворять ворота.