Вечность сумерек, вечность скитаний - Сергей Станиславович Юрьев Страница 43

Когда он покидал остров на болоте, последнее прибежище альвов, была середина весны, а сейчас уже стояла поздняя осень… Всё это время промчалось, как одно мгновение, но пока даже не удалось напасть на след обрывков картины чародея Хатто, и мало кто вообще помнил, что когда-то были какие-то альвы, которые властвовали над людьми. Бесценное сокровище, которое могло бы открыть альвам путь к возвращению, невежественные чудовища могли просто выбросить, как ненужный хлам, пустить на растопку, забыть на пыльном чердаке. С самого начала Трелли сознавал, что не стоит слишком надеяться на успех, но он понимал и другое – нельзя терять надежду в самом начале пути.

– Вот, благородный господин, ваша комната, – проскрипела старуха. – Пока халат этот накиньте, а одёжку свою здесь оставьте, я к утру высушу. – Она, пятясь, вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь, а Трелли начал стягивать с себя мокрую одежду.

Не удивительно, что люди стараются не обнажаться в присутствии друг друга – их тела слишком уродливы, и даже их мешковатая одежда не всегда способна скрыть их уродство… Как он ни старался преодолеть в себе презрение к людям, помня последние наставления Тоббо, давалось это с трудом…

– Господин, вы готовы? – донёсся нетерпеливый голос из-за двери, но он не удостоил служанку ответа. Подождёт. Да и хозяину этого захудалого строения тоже спешить некуда… И, прежде чем выйти, надо спрятать кошель с остатками монет, которые перед расставанием выдал ему вождь Китт. В том, что ценные вещи нельзя оставлять на виду и без присмотра, Трелли уже не раз успел убедиться. В конце концов, он просто сунул кошель под подушку.

– …и они победили лишь потому, что никто из них не помышлял ни о чём, кроме победы, и не любил ничего, кроме желанной свободы. Едва сорвав с себя рабские ошейники, они с голыми руками шли против альвов, у которых были клинки, равных которым никто не может сделать до сих пор, у них была магия, способная обрушить небо на землю, и, если бы не страх смерти, они бы сделали это. Да, мы победили… Наши предки сравняли с землёй их замки и города, вывели под корень их род, покрыли себя неувядаемой славой и ничего не оставили нам, своим потомкам, кроме мелких дрязг и непроглядной скуки. – Найдя благодарного слушателя, Конрад ди Платан расчувствовался, а после второго кубка грога его одолел плач по собственной бесполезно прожитой жизни. – Мы сейчас даже воюем скучно – линейная пехота давит врага, как утюг одуванчики, конники бьют лишь того, кто и так убегает. Я вот сорок лет отдал службе империи, двух императоров пережил, четыре похода в Окраинные земли, подавлял бунты в шести провинциях, а вспомнить-то и нечего. А всё потому, что все великие и славные дела успели переделать до нас. Я бы всё сейчас отдал за то, чтобы альвы, эти проклятые бестии появились вновь, я даже согласился бы нацепить на себя ошейник, чтобы узнать, смогу ли я, как Гиго Доргон, преодолевая боль, сорвать его со своей шеи…

Трелли едва заметно усмехнулся, но тут же спрятал улыбку. Впервые ему попался человек, который мог что-то знать о картине чародея Хатто, и его нельзя было обижать неверием, как ни наивны были те сказки и легенды, которые он считал истинной историей победы людей над альвами. На самом деле и войны-то никакой не было – как рассказывал Тоббо, альвы настолько погрязли в роскоши и самодовольстве, что немногие из них одумались и взялись за оружие, когда большинство их соплеменников уже позволили себя зарезать своим же рабам. А до этого за несколько веков своего господства альвы уверились, что единственное достойное их занятие – повелевать людьми, почти забыв и магию, и ремёсла, и воинское искусство. На самом деле, людям слишком легко далась эта победа, и потомкам Гиго Доргона было выгодно заменить правду красивой сказкой – люди, как и альвы, не могли обойтись без героического прошлого.

– …нет, вам, молодым, этого не понять. Вам кажется, что вся жизнь впереди, что служба империи когда-нибудь принесёт и славу, и почёт, а у меня всё это уже в прошлом, и теперь, оглядываясь назад, я вижу, что не сделал ничего такого, что достойно памяти потомков.

– А скажите, сир, вы что-нибудь знаете о воротах в тот мир, откуда пришли альвы? – задал Трелли прямой вопрос, воспользовавшись тем, что Конрад отвлёкся на очередной глоток из кубка. – И могут ли они снова открыться?

– О, как бы я этого хотел! – немедленно воскликнул его собеседник. – Но, увы, славный Гиго позаботился о том, чтобы альвам навсегда был закрыт путь сюда. Когда Альванго уже лежал в руинах, он обнаружил на площади перед дворцом правителя картину, огромное полотно в два человеческих роста, натянутое между двумя столбами, и на нём был белокаменный город, подпирающий небо шпилями своих дворцов и храмов. Он приказал разрезать его на восемь частей, семь раздал своим военачальникам на память о победе, а восьмым повелел обить свой трон. На нём и сейчас восседает нынешний император…

– А где остальные? – спросил Трелли, стараясь не выдать волнения.

– Остальные? Уж не хочешь ли ты собрать их воедино? И не думай об этом, мой юный друг, мой добрый приятель. Я сам пытался это сделать, но, увы, одной жизни для этого оказалось мало. Два из них пропали бесследно, исчезли ещё лет двести назад – наместник Аббара и эрцог Горландии продали их какому-то проезжему купцу, позарившись на золото. Двумя теперь владеют варвары… Лет двести назад их как боевые знамёна брали с собой в набеги властители Пограничья, лорд Ретмма и барон Эльгора… Теперь один из них может быть у степных кочевников Каппанга, другой – у рыбоедов из Тароса, но это всё в Окраинных землях, и путь туда может проложить только линейная пехота… Нынешний Доргон слишком занят пирами и бабами, и у него нет времени, чтобы обагрить свой меч вражеской кровью. Ещё два хранились в замке Литт – один передавался в роду ди Литтов по наследству, а другой достался им как приданое… Но сейчас замок Литт лежит в руинах, и там едва ли что-то уцелело. Я искал их всю жизнь, и только однажды мне повезло…

– Так он здесь? – Трелли не мог поверить такой удаче.

– Хочешь взглянуть?

– Взглянуть?! Я… Да. Я хотел этого всегда, сколько себя помню. – Это было почти правдой.

– Ну, пойдём… – Конрад поднялся и, слегка пошатываясь, подошёл к пылающему камину. – Вот, в огне не горит, в воде не тонет, и грязь к этой штуке не прилипает. – Он взял каминный щипцы и вытащил прямо из пламени полотно, свёрнутое в рулон. – Смотри.

Там, где только что лежал тряпичный половик, расцвели голубые и жёлтые цветы, пробиваясь сквозь густые заросли изумрудной травы. Казалось, вот-вот подует ветерок, и стебли придут в движение. Трелли даже почудилось, что он ощущает едва заметный медовый запах…

– Ну, как тебе? – спросил Конрад, явно гордясь, тем, что у него есть.

– Сир… – Отобрать, выкупить или выпросить? Если не одно, то другое. Трелли уже знал, что не сможет уйти отсюда с пустыми руками, и, если не удастся договориться с хозяином, то придётся прибегнуть либо к коварству, либо к жестокости, либо к тому и другому одновременно. – Сир, наверное, в старости я буду похож на вас… Сир, может быть я смогу найти остальные части… Продайте мне это чудо, и, может быть, когда-нибудь я соберу остальные.