Парадокс Ферми - Феликс Разумовский Страница 43

Плавно опустившийся вечер был тих и в меру прохладен. Чужое жёлтое солнце — всего одно — уплывало за вершины холмов, дружно пробовали голоса птицы, от заросшего храмового пруда тянуло свежестью, лотосами и тиной. Природа замерла, не было ни ветерка, вокруг царило полное умиротворение.

Так же тихо, благостно и неспешно было и у Зетха на душе в этот вечер. Он сидел у некогда священной рукотворной лужи и задумчиво курил, поглядывая на поплавок, сработанный лично для него главным жрецом храма. Увы, сегодня поплавок был неподвижен… Зато имелось пиво, курительница, полная качественной тринопли, лепёшка с чесноком и добрая порция отличного ханумака. Зетх сидел неподвижно и вспоминал прошлое. Хорошее, плохое и даже совсем никакое — всё то, что было и ушло и уже никогда в этой жизни не вернётся. Отец и мать. Братец Узер, эта ошибка Творцов. И хитрая, но не подлая крыса Небетхет…

Все они теперь страшно далеко. Расстояние между ними было бы видно невооружённым глазом даже на карте Галактики. А Зетх был здесь один. На этой долбаной планете… «Нет. Это не планета дрянь, а сам я дурак и подлец, перебравший ханумака. Планета ни при чём. Её ещё не испохабила цивилизация, над ней не надругался прогресс, она цветёт себе и ни о чём даже не подозревает…»

Зетх вытащил удочку, глянул на поникшего червя и хмуро сдвинул брови.

«Ага, цветёт. А я должен её… И так, и сяк, и этак. Словно распоследнюю шлюху. И чего ради? — Он плюнул на червяка, не глядя закинул его обратно в воду и взялся за курительницу. — Ради триумфа Тёмной стороны во всей обитаемой Вселенной?.. Бред. Как и вся космополитика. Меня всегда интересовал только бизнес. Так что, ради денег?.. Опять нет, денег у меня по-прежнему столько, что до конца дней их не прожить. Бездари из безопасности и правопорядка совсем работать разучились. А может, я стремлюсь к удовольствию? Как, помнится, втирал Толстуну в следственном изоляторе?.. Чушь. Чего только ни наговоришь в камере пыток, чтобы убраться из неё побыстрее. Чего же мне сейчас на самом деле хочется? Уж точно ни власти, ни денег, ни глобальных экспериментов. Совсем наоборот. Тишины, спокойствия и… ещё дозу ханумака. А что касается этой планеты — по большому счёту мне и дела-то до неё нет. Ну, живут себе одичавшие, не помнящие, от кого произошли и откуда вышли… никого не трогают, сеют лён, полбу и ячмень… да и пусть бы жили как живётся. С луками и стрелами… Эволюция приведёт только к тому, что они возьмутся за лучемёты, а духовного совершенствования может и не произойти. Ведь что такое интеллект? Всего лишь инструмент для выживания на грубоматериальном плане…» Зетх снова посмотрел на поплавок и потянулся к курительнице, но, едва взяв, чуть не выронил её в воду — со стороны приземистого здания храма к нему что было мочи бежал человек. Зетх разглядел на его плече шкуру леопарда: жрец, да притом не простой. Ещё мгновение, и он узнал главного идеолога его, Зетха, собственного культа.

«О Творцы, нет мне покоя…» Зетх быстро включил «Джед».

— Что тебе нужно, смертный? Зачем нарушаешь покой богов?

Так прямо и выразился: «богов». Это до сих пор доставляло ему удовольствие, но было вовсе не манией величия, а насущной жизненной необходимостью. Продвигать его культ, следить за порядком, собирать в храм дары должны сами люди. Под руководством жрецов.

— О всемогущий. — Жрец рухнул плашмя и смиренно вытянулся в пыли. — О милостивый…

— Разрешаем приблизиться.

Сделав последнюю затяжку, Зетх сменил гнев на милость. Жрец, приблизившись, припал на колено и левой рукой стукнул себя в грудь, и Зетх спросил:

— Так зачем ты нарушил покой богов, червь?

Жреца он узнал — вроде бы из команды Иерофанта.

То есть практических вопросов не решал, отвечал исключительно за идеологию. Действительно, червь.

— О правогласный, — чуть не впечатался в землю бритым черепом жрец. — О солнцеподобный! Дары на алтаре громоздятся горой. Младшие боги уже вернулись, но не приступают к трапезе без тебя. Умоляют снизойти. На алтаре дожидаются пиво, хлеб, чеснок и бедро быка… О великий… О могучий…

На Зетха он старался не смотреть. Горбился, прятал в землю глаза. Картинка, которую он видел, действительно впечатляла. Налитые кровью глаза, огненно-рыжая грива, хищная длинноухая морда. Инженеры из «Неближнего света» были, без сомнения, гениями. Если считать больную фантазию признаком гениальности…

— Что ж, — величественно пророкотал Зетх, — веди, раб.

Широкая прямая аллея упиралась в массивные пропилеи, над которыми полоскались длинные языки стягов. Там начинался храм Зетха: просторный открытый двор, ещё полный неубранного хлама, затем гипостильный зал, ведущий в Пространство Таинств, за ним Помещение Ладьи, плывущей по Небесному своду, и наконец непосредственно Святилище, где душа, предположительно, должна была соединяться с Божественным. То есть с ним, Зетхом Великим. Даром ли над алтарём денно и нощно висел его, Зетха, голографический портрет. В данный момент он парил над залежами вкуснейшей — по запаху чувствуется — и, что главное, абсолютно естественной пищи. Жрец не обманул: пиво, хлеб, чеснок… и томлёное бедро быка. С травами. Прямо как в детстве, вот только бабушка Джеха мясо такими кусками не запекала, финансы не позволяли…

У стены переминались младшие боги. Гребец Джесертеп, знаменосец Апоп, наставник Мага. Все как один — жуткие чудища, спасибо гениальным бездарям из «Неближнего света». Один в виде огнедышащего змея, другой в виде змея простого, третий в образе гигантского крокодила, разверзающего зловонную пасть… Вернуться они вернулись, а вот дело, интересно знать, сделали?

— Исчезни, раб.

Зетх даже не глянул на жреца. Когда торопливые шаги исчезли в отдалении, он повернулся к Апопу, которого считал самым толковым:

— Как всё прошло? Докладывай, если есть что сказать.

Он хорошо помнил науку отца. «Больше дистанция, сынок, — крепче дисциплина. Чем жёстче стелешь другим, тем мягче спать самому. Боятся — значит, уважают». А уж полководец Геб знал, что говорил.

— Докладываю, — выдохнул огнём Апоп. Выключил «Джед» и превратился во вполне двуногого головореза, плотного и коренастого. — Всё в порядке. Никто ничего снимать уже не будет. Оказывается, даже этой дуре Мафдет жить хочется.

Зетх слегка хмыкнул. Мафдет была кем угодно, только не дурой. Дуры известными голозвёздами не становятся. Она просто допустила ошибку — надумала поразвлечься, развеяться на свежем воздухе и заодно снять о себе фильм. Естественно, с обширной массовкой. То бишь ростом популярности и распространением культа. А ведь восторженного населения, храмов и приношений на всех богов редко хватает. И главные боги на подобную самодеятельность реагируют весьма чутко.