Обитаемый остров - Борис Стругацкий Страница 43

– Здорово они обвели тебя вокруг пальца.

Максим посмотрел на Раду, но Рада отвела глаза и, покусываягубу проговорила нерешительно:

– Не знаю… Может быть, конечно, была одна такая башня…Попадаются ведь негодяи даже в муниципалитете… а Отцы просто не знают… им недокладывают, и они не знают… Понимаешь, Мак, это просто не может быть, то, чтоты рассказываешь. Это ведь башни баллистической защиты…

Она говорила замирающим тихим голосом, явно стараясь необидеть его, просительно заглядывала ему в глаза, поглаживала по плечу, а Гайвдруг рассвирепел и стал говорить, что это же глупо, что Максим просто непредставляет себе, сколько таких башен стоит по стране, сколько их строитсяежегодно, ежедневно, так неужели же эти огромные миллиарды тратятся в нашембедном государстве только для того, чтобы дважды в день доставлять неприятностижалкой кучке уродов, которые сами по себе – нуль в океане народа… «На однуохрану сколько денег уходит», – добавил он после паузы.

– Об этом я думал, – сказал Максим. – Наверное, вседействительно не так просто. Но хонтийские деньги здесь ни при чем… и потом ясам видел: как только башня свалилась, им всем стало лучше. А что касается ПБЗ…Пойми, Гай, для защиты с воздуха башен слишком много. Чтобы перекрыть воздушноепространство, их нужно гораздо меньше… и потом, зачем ПБЗ на южной границе?Разве у диких выродков есть баллистические средства?

– Там много что есть, – сказал Гай зло. – Ты ничего не знаешь,а всему веришь… Извини, Мак, но если бы ты был не ты… Все мы слишком доверчивы,– горько добавил он.

Максиму больше не хотелось спорить и вообще говорить на этутему. Он стал расспрашивать, как идет жизнь, где работает Рада, почему не пошлаучиться, как дядюшка, как соседи… Рада оживилась, принялась рассказывать, потомспохватилась, собрала грязную посуду и ушла на кухню. Гай шибко почесался двумяруками, похмурился на темное окно, а потом решился и начал серьезный мужскойразговор.

Мы тебя любим, сказал он. Я тебя люблю, Рада тебя любит,хотя и беспокойный ты человек, и все у нас из-за тебя пошло как-то не так. Новедь вот в чем дело: Рада тебя не просто любит, не так, понимаешь… а как бытебе сказать… в общем, ты понимаешь… в общем, нравишься ты ей, и все это времяона проплакала, а первую неделю даже проболела. Она девушка хорошая,хозяйственная, многие на нее заглядываются, и это не удивительно… Не знаю, какты к ней, но что бы я тебе посоветовал? Брось ты все эти глупости, не для тебяони, не твоего ума дело, запутают тебя, сам погибнешь, многим невинным людямжизнь испортишь – ни к чему все это. А поезжай ты обратно к себе в горы, найдисвоих, головой не вспомнишь – сердце подскажет, где твоя родина… искать тебятам никто не будет, устроишься, наладишь жизнь, тогда приезжай, забирай Раду, ибудет вам там хорошо. А может мы к тому времени уже и с хонтийцами покончим,наступит, наконец, мир, и заживем как люди…

Максим слушал его и думал, что если бы он был действительногорцем, он бы, наверное, так и поступил: вернулся бы на родину и зажил быпотихоньку с молодой женой, забыл бы обо всех этих ужасах, о сложностях… нет,не забыл бы, а организовал бы оборону, так что чиновники Отцов и носу бы тудане сунули, а явились бы туда гвардейцы, бился бы у родного порога допоследнего… Только я не горец. В горах мне делать нечего, а дело мое здесь, явсего этого терпеть не намерен… Рада? Что же – Рада… если действительно любит,тогда поймет, должна будет понять… Не хочу сейчас об этом думать, не хочулюбить, не время сейчас любить…

Он задумался и не сразу осознал, что в доме что-топеременилось. Кто-то ходил по коридору, кто-то шептался за стеной, и вдруг вкоридоре завозились, Рада отчаянно крикнула: «Мак…» и сразу же замолчала,словно ей зажали рот. Он вскочил и бросился к окну, но дверь распахнулась, и напороге появилась Рада, без кровинки в лице, пахнуло знакомым запахомгвардейской казармы, застучали, больше не таясь, подкованные сапоги, Радувпихнули в комнату, и следом повалили люди в черных комбинезонах, и Панди созверелым лицом навел на него автомат, а ротмистр Чачу хитрый, как всегда, иумный, как всегда, стоял рядом с Радой, уперев ствол пистолета ей в бок.

– Ни с места! – крикнул он. – Пошевелишься – стреляю!

Максим замер. Он ничего не мог, ему нужно было по меньшеймере две десятых секунды, может быть – полторы, но этому убийце хватило бы иодной.

– Руки вперед! – крикнул ротмистр. – Капрал, наручники!Двойные наручники! Шевелись, массаракш!

Панди, которого Максим неоднократно на занятиях бросал черезголову, с большой осторожностью приблизился, отстегивая от пояса тяжелую цепь.Озверелость не его лице сменилась озабоченным выражением.

– Ты смотри, – сказал он Максиму. – Ежели что, господинротмистр ее сразу… того… любовь твою…

Он защелкнул стальные браслеты на запястьях Максима, приселна корточки и сковал ему ноги. Максим мысленно усмехнулся. Он знал, что будетделать дальше. Но он недооценил ротмистра. Ротмистр не отпустил Раду. Всевместе они спустились по лестнице, все вместе сели в грузовик, и ротмистр ни насекунду не опустил пистолета. Затем в грузовик втолкнули скованного Гая. Дорассвета было еще далеко, по-прежнему моросил дождь, размытые огни едваосвещали мокрую улицу. На скамьях в кузове с грохотом рассаживались гвардейцы,огромные мокрые псы молча рвались с поводков и, осаженные, нервно, сприскуливанием, зевали. А в подъезде, прислонившись к косяку, стоял, сложивруки на животе, дворник. Он дремал.