Правдивый ложью - Валерий Елманов Страница 43

– Ныне уже вечер, а в такие часы наиболее силен Иоанн Креститель, который и даровал знающим это людям выигрыш.

Трудились они не безвозмездно.

Помимо обычной мзды в размере золотого дуката, которая каждый вечер шла в их орден, при условии что он проходил без буйства проигравших игроков, они имели и кое-что для себя. Перепадало им от счастливчиков, щедро жертвовавших от своего выигрыша мелкую фишку, а то и две-три, дабы удача от них не отвернулась и впредь.

Кстати, мои парни не только свято чтили полученные от меня инструкции, но и работали творчески, внося свое.

Так, приметив, что вид проигравших несколько настораживает новых посетителей – очень уж он безутешный, в конце второго месяца работы «Золотого колеса» они пристроили к дому вторую лестницу с крыльцом, причем сделали ее с другой стороны дома.

Правда, везунчики, в целях рекламы, по-прежнему покидали заведение через парадный вход – пусть прочие смотрят и завидуют.

Через задний выход выдворяли и особо буйных панов.

Бывали такие, на которых увещевания монахов не действовали, и они, невзирая на отсутствие оружия – вход с ним воспрещался, – кидались с кулаками на крупье.

Вот их-то и брали в оборот дюжие слуги. В отличие от балагуров-монахов они были молчаливы, но зато расторопны – скручивали в один момент и тут же, заломив руки, вежливо выводили из дома.

Ну а если следовали возмущения некоторых прихожанок, чьи мужья просаживали злотый за злотым, рассчитывая на удачу, то святая католическая церковь гасила их в зародыше.

Нет, впрямую, естественно, она «Золотое колесо» не одобряла, но и с осуждением не торопилась, справедливо указывая, что никто никого к игре не принуждал. Да и вообще, кто ведает – возможно, проигрыш был не чем иным, как божьим знаком. Вот если бы проигрывались все сплошь и рядом – дело иное, но есть и счастливчики. Получается, что в данном случае господь прямо указывает на то, что Янек, Стасик или Лешек успели изрядно нагрешить, потому с ними и приключился сей конфуз.

Не помогало и обращение напрямую к краковскому епископу отцу Бернарду.

Нет, он тоже не отказывал. Более того, пояснял, что хотя у него и нет светской власти, то есть закрыть «Золотое колесо» он не вправе, но и оставлять такого не намерен и завтра же приедет к его владельцу, дабы вразумить и урезонить.

Зачастую он держал слово и действительно заезжал в казино. Вот только насчет урезонить получалось плохо, а если откровенно – вообще никак.

Причин тому хватало, но основными были две. Первая – звонкая и блестящая, каковыми являлись золотые и серебряные кругляши, а вторая – округлые ягодицы пани Ядвиги и пышный бюст пани Стефании.

Эти девицы, прислуживающие в «Золотом колесе», были настолько набожными католичками, что не упускали ни одного прибытия в оное заведение краковского епископа, дабы испросить и получить у отца Бернарда отпущение грехов. Судя по времени, на которое сей достойный священнослужитель уединялся с ними, таковых насчитывалось превеликое множество.

Более того, они, по всей видимости, не только не утаивали перед святым отцом ни одного из своих грехов, но и в своем простодушии наглядно демонстрировали, чем и как они грешили.

Зато глядя на раскрасневшееся лицо епископа – очевидно, от душевного волнения и благочестивой радости по поводу наставления на путь истинный еще одной заблудшей души, – напрашивался непреложный вывод, что девица Ядвига или Стефания теперь чисты перед богом, как невинные овечки.

– Ты прямо Златоуст, – заметил я Емеле спустя два часа, – век бы тебя слушал, уж очень все интересно рассказываешь, но кое-кто уже зевает, да у меня сегодня денек был изрядно загружен делами, а ты еще не перешел к самому главному.

Емеля согласно кивнул и остальное, как и подобает ратнику полка Стражи Верных, хоть и бывшему, изложил за несколько минут:

– Ентот Бернар – родич Мнишков. Чрез него и выведали кой-что. Но сам он у нас никогда не играл, потому прижать было нечем. Ядвига, конечно, баба хитрющая и что смогла – вытянула, но… Словом, о том у нас на отдельном листе прописано.

– А договор Дмитрия с королем? – напомнил я.

Емеля усмехнулся:

– То краковский воевода подсобил – уж больно он до игры азартен, так что мы чрез него и вышли на нужных людишек. С бумаги, кою Дмитрий с королем составили, мы на всякий случай сделали три списка. Один оставили, яко ты, княже, и сказывал, у себя в тайнике, а остальные туточки, в ларце прикатили.

– Ну а насчет крещения в латинскую веру?

– И тут тож яко с Мнишками, – сокрушенно вздохнул Емеля. – Выведать выведали, а бумаг привезли токмо две. Одна со словесами служки из церкви Святой Варвары, а в другой описано, яко краковский воевода Зебжидовский похвалялся во хмелю. Мол, теперь его стараниями латин на престоле Московии усядется. – И встревоженно спросил: – А что, княже, неужто и впрямь латин православной Русью править учнет?

Я искоса бросил взгляд на охранников. Те тоже смотрели на меня с явно написанной на лицах тревогой. Чувствовалось, что этот вопрос волнует не одного Емелю. Вон как насупился Жиляка, а у Оскорда и кулаки сжались – хоть сейчас в бой за истинную веру.

Ну и как тут объяснить парням, что информация эта мне требовалась исключительно для спасения семьи Годуновых, а вероисповедание правящего монарха как-то не особо волновало? С таким настроем мой крупье, чего доброго, таких дел самовольно настряпает – только держись.

Нет, все правильно я решил. Надо отправлять ребят обратно в Речь Посполитую, и чем раньше, тем лучше. В кругу семьи они, как я уже успел узнать, побывали, а больше им тут делать нечего.

Но и совсем без ответа оставлять нельзя.

– Народ ему верит, а со всем народом, даже если он и неправ, все равно не поспоришь. Если б вы привезли эти бумаги пораньше – иное, а теперь, чтоб перетянуть людей на сторону Федора Борисовича, понадобится не один месяц.

– Так это что ж получается – из-за нас все? – растерянно спросил Емеля.

– Выходит, если б мы не припозднились, то все инако бы повернулось? – Это уже Жиляка.

Оскорд ничего не сказал, но сокрушенно крякнул.

– Себя не вините, – строго сказал я. – Вы сделали все, что могли.

– Проку с того, – уныло откликнулся мой крупье.

– И тут неправда. Прок немалый, – заверил я. – Теперь благодаря именно вам у меня есть чем его прижать, так что он из-за этих бумаг и пальцем не пошевелит ради латин, потому что побоится. И насчет трона тоже кручиниться ни к чему – как сядет на него, так и свалится, дайте только срок.

– А до того служить ему, коли он царь? – недовольно осведомился Оскорд.

– А он тебе что-то приказывал? – лукаво поинтересовался я.

– Не-эт, – удивленно протянул тот.

– Тогда и голову нечего ломать, выполнять или нет, – посоветовал я. – Пока все остается по-прежнему, включая воевод полка, в котором вы все состоите. А вам всем день на сборы, и возвращайтесь обратно в Речь Посполитую, да глядите там в оба, кто и как умышляет супротив Руси. В следующий раз приедете через полгода, зимой. А что касается бумаг – никому ни слова. И своих предупредите по приезде, чтоб молчали.