Месть князя - Юрий Маслиев Страница 43

Он подошел к лоточнице, бойко торговавшей газированной водой на Кутузовском. Один стакан, второй. Полегчало.

«Нет, – пытался оправдать он себя, – правильно я поступил! Правильно! Эти нелюди сильны, вместе со своим вождем, тем, что вынесли мудрый урок после кровавой мясорубки Гражданской. Вот она – гениальность всех времен и народов! Не нужно крови на площадях, все должно быть чинно и благопристойно. Ни один стон не вырвется теперь из чекистских подвалов. А если какие-то отголоски и донесутся из Соловков, Воркуты, Магадана, Караганды, так это только отголоски. И кого? Врагов народа?! Народа, который сейчас с опухше-похмельными рожами спешит по рабочим местам строить свой социализм, по пути хлебая газированную воду у лоточниц».

Углекислый газ шибанул ему по ноздрям.

«А Таня… Если я не вытащу сейчас ее из этого ада – вволю нахлебается насилия, издевательств, страданий, от которых и здоровые, сильные мужики сходят с ума. И эти ублюдки не лучше тех, что в девятнадцатом изнасиловали и издевательски убили мою мать и сестру, до смерти запытав моего старого отца. Все их палачи погибли в страшных муках: и Свиридов, и Курносов, и Чернов. Но они погибли уже после того, как накуражились… Кроваво накуражились, вволю… Тогда я не смог уберечь своих близких. А сейчас мне нужно вырвать из их лап мою Таню. Я сделаю это. Правильно я поступил. Никто мне не Судия».

Михаил поставил стакан, по привычке окинув взглядом из-под полей шляпы краснорожего мужика, стоявшего за ним, и толпу вдали, спешащую по делам. Слежки не было. Да он и сам чувствовал это, но рефлекс есть рефлекс.

«Овцы», – еще раз, глядя на них, повторил он про себя, и, в два прыжка догнав отходящий трамвай, заскочил на подножку.

Через три остановки его должны ждать в машине Лопатин и Угрюмов. Благо последний сейчас стал главным механиком осоавиахимовского гаража. Он мог выписывать путевку по своему усмотрению.

Три тетешника с запасными обоймами и три удостоверения сотрудников НКВД оттягивали фасонистый портфель из желтой кожи. Переклеить фотографию, предусмотрительно захваченную Михаилом из дома, и дорисовать несколько полусмазанных букв на ее уголке тушью – этого вполне хватит, чтобы без проблем, не поднимая шума, забрать ребенка из детского дома, оставив расписку.

Осталось четырнадцать часов. Потом, при смене засады, шум и так поднимется, но за это время многое можно успеть сделать.

– Вот таким образом я хочу провернуть это дело, – закончил Михаил и повернул голову в сторону большой лопатинской тахты, где во сне тревожно всхлипнул Николенька и, опять затихнув, зачмокал розовой соской.

Лопатин только покачал головой, в подробностях прослушав рассказ Стрельцова. Кровавая драма, развернувшаяся в квартире Татьяны, встревожила его. Он внимательно вгляделся в лицо Михаила, беспокоясь о его психике. Военные приключения закончились давно, и он стал привыкать к нормальному положению вещей, свойственных мирному времени. Занятие наукой, профессорское звание, диктующие ему образ жизни и манеру поведения, комфорт и покой несколько отдалили от него прошлое.

Михаил с ходу уловил его мысли и горько усмехнулся:

– Обо мне не беспокойся. Со мной все в порядке. Лучше сам вспомни прошлое и открой глаза на настоящее. От перемены названия сущность ЧК не изменилась. Они понимают только один язык – язык силы. И чем страшнее действие, направленное против них, тем быстрее доходит… Илья, – продолжил он, обращаясь к Саше Блюму, – на сколько времени ты взял этот «форд»?

– Я себе выписал командировку. Еду за запчастями. У меня в гараже снабженец не положен. Все достаю сам.

– Фальшивые номера?

– Выклепаны еще пару лет назад, ждали своего часа.

– Прекрасно. – Михаил повернулся к Лопатину: – Ты сейчас забираешь Николеньку и едешь к своей знакомой – заведующей детским домом. Пусть оформит поступление ребенка задним числом, как Николая Михайловича Муравьева. Скажешь, мол, возле муравьиной кучи нашли…

– А почему задним числом? – удивился Лопатин.

– Ну, во-первых, могут кинуться искать младенца, поступившего после пропажи моего сына из другого детского дома в Загорске для детей врагов народа. А во-вторых, объяснишь своей подруге, что оставлял вначале этого ребенка у себя – хотел усыновить. Но затем испугался трудностей и хочешь, чтобы по документам он поступил в детский дом тогда же, когда ты его нашел.

– Да ей и так ничего объяснять не надо. Я ее сынишку с того света вытащил. Все врачи отказались, а я вытащил. – В голосе Евгения зазвучали самодовольные барские нотки. – Ее муж – какая-то шишка из Наркомпроса – ехал с семьей на машине. Авария. Машина вдребезги. Шофер и муж – насмерть, ребенок – чуть теплится, не жилец. А у нее ни царапинки. Вот тогда и познакомились.

– Ну ты, конечно, успокоил вдову… – улыбнулся Угрюмов.

– Конечно, – запальчиво ответил Евгений. – Но вначале я совершил невозможное – вытащил из лап смерти ее сына. В течение двух месяцев бился над ним, пока опасность не миновала. А вдову, конечно, успокоил. Тем более, там есть что успокаивать, – он мечтательно закатил глаза. – Да ты не беспокойся, Миша. Этот детский дом – для сирот партийной элиты, а эта заведующая предана мне душой и телом. – На последнем слове он сделал особое ударение. – Тем более, ей и в голову не придет связывать возможный запрос из НКВД с ребенком, которого передам я. А если и придет, то она будет молчать как рыба. У нее тоже рыльце в пушку, и она знает, что я об этом знаю.

– Ну хорошо, решено! – Михаил, хлопнув ладонью по столу, поднялся на ноги. – Ты, – кивнул он Лопатину, – пройдешь пару кварталов, затем берешь такси и едешь в детский дом. А я с Ильей еду по своим старым связям, оставленным мне еще папенькой. Сколько времени прошло, а пригодилось! Серьезный гравер, блинодел-фальшивомонетчик. Я по приезде в Москву его с трудом нашел. Пришлось проследить немного. Старый-старый, а связи с криминалом не прервал. Но очень осторожен. Сразу видно – школа моего отца. Уцелел. Вначале отнекивался, но после того как я его прижал кое-какими подробностями, признал. Я его пока не использовал, но время пришло. Слепит другие документы. Он же пристроит и меня на время, пока не вытащим Таню. А там – видно будет… Ваши квартиры не подойдут, – предвидя вопрос, продолжил он, заметив вопросительные взгляды друзей. – На вас не должно падать ни малейшего подозрения, если вдруг меня схватят. Вы – это единственный шанс вырваться на свободу. Только сегодня работаем вместе. Нужно захватить семью следователя Скрыпки, ведущего дело Тани. У меня под Москвой – дача на подставное лицо. Там, в подвале, я их запру и тут же выйду на главу семейства. К этому времени события на моей квартире уже станут известны всему московскому НКВД… Этот «волкодав» перед смертью выложил мне всю информацию о Скрыпке. Хороший семьянин, обожает жену, а над своей дочкой трусится до безумия. Ему по должности положено будет выехать на место преступления. Скажу откровенно – картина не для слабонервных. Я уж постарался. Выбора не было. Если Скрыпке показать альтернативу – или с его близкими сделают то же, что и с этими, или обмен на Таню – он, я думаю, согласится. У него тоже не будет выбора. Он поверит в этот блеф. Конечно, ни его жену, ни дочку никто не тронет. Они не виноваты.