Черный Дракон - Елена Коровина Страница 43

— И он же вывел нас из нашего времени. Думаете, вы всё ещё в 2012 году? Нет, милые. И вас и меня перстень перенёс в другое время. Там, а вернее, теперь уже здесь мы свободны. Поэтому я спокойно вошла в дом Беллы, не встретив никого. И мы сейчас выйдем отсюда, не встретив никакого сопротивления. Ну а потом Ал-Наг вернёт нас в наше время. И если ты, Рина, убеждаешь меня, что не знаешь, где аграф, тебе придётся найти его. Ведь он необходим перстню!

— Так чего ждёте, идиотки?! — гаркнула Вета. — Выйдем и пойдём домой! Ринка, не забудь дублёнку и мою шубу!

Она распахнула дверь подвала, но в это время во дворе дома раздались странные звуки. Похожие на сигналы старинного автомобильного клаксона, которые можно услышать в советских фильмах про революцию. Сигнал был резким и пугающим.

— Что это?! — ахнула Виктория.

— Вроде машина подъехала! — определила Вета. — Я в музее транспорта в Германии слышала такой клаксон.

— Во второй комнате подвала есть окошко! — вспомнила Рина.

Они бросились туда. Виктория уже отдавала приказания:

— Передвиньте вон тот ящик, и ты, Рина, залезай, погляди. Ты самая высокая.

Ухватившись за мать. Ринка влезла и опасливо выглянула в крохотное оконце. Самой машины не было видно — только колёса. Толстые, огромные, с матовыми, чуть не бронзовыми спицами. Рядом топтались две пары расхристанных кирзовых сапог. Рабочие? Чекисты? Но явно не интеллигенция. Потому что вдобавок к киржачу прибавился и отборный мат. А потом из машины появились явно не по своей воле, а почти волоком довольно ухоженные ботинки. Мужские. Тёмно-коричневые, с вывернутым мехом. И опять послышался мат. Теперь уже перемежающийся со стонами выволакиваемого.

Где-то наверху открылась дверь.

— Они тащат его сюда! — сообразила Рина. — Мы не сможем выйти. Попадёмся прямо им в лапы. Надо спрягаться.

— Но куда? — испугалась Виктория.

— А никуда! — приняла решение Вета. — Запрёмся на засов. Они подумают, что просто комната закрыта. Впихнут его туда, где мы раньше сидели. Потом уйдут, мы и выберемся.

Виктория метнулась к двери и, навалившись всем весом, затолкала засов в паз. И вовремя — голоса с матом и всхлипыванием уже приближались. Вот они послышались рядом. Кто-то дёрнул дверь и опять выругался:

— Заперто!

Второй голос подсказал:

— Сюда!

Двое втащили свою жертву туда, где недавно сидели Рина с Ветой. И странное дело — стены подвала были толстенными, но голоса в соседней комнате оказались слышны.

Рина догадалась первой и прошептала:

— Где-то в стене щель, трещина или ещё что-то!

Дамы кинулись искать. Рина осмотрела то место, где стояла. И нашла!

Трещина шла понизу. Многого, ясно, не разглядишь. Но попытаться стоит. Жестом Рина показала, откуда звук. Виктория брезгливо подобрала подол своей белой шубки. Понятно, что не хотела изгваздать. Мать попыталась нагнуться, но покачала головой.

Рина, позабыв о чистоте дублёнки, бухнулась на пол. Но увидела опять же только две пары кирзовых сапог и пару башмаков на меху.

— Хочешь поговорить напоследок, у тебя пара минут! — И одна пара сапог повернулась к двери. — Только не думаю, что он расколется!

— Это уж я сам разберусь! — пробурчала вторая пара сапог.

Секунда, и дверь захлопнулась. Сапоги и ботинки остались одни.

— Лёня! Выслушай меня!

— Не подходи, иуда! — Башмаки отшатнулись. Видно, их обладатель отпрянул к стене. — Как ты мог, Гера! Мы с твоим отцом дружили сорок лет. Я качал тебя на руках. А помнишь, когда ты заболел и тебе понадобились дорогие лекарства, я вышел на сцену с температурой сорок? Потому что понимал — моя температура не идёт ни в какое сравнение с тем, что двадцатилетний взрослый парень заболел корью. Корь для взрослых почти смертельна!

— И все говорили, что ты играл замечательно. Себя превзошёл. А превзойти тебя, великого трагика Орлинского, практически невозможно.

— И вот ты предал меня! Ты!.. Сын моего старого друга. Мой самый преданный поклонник. Мальчик, которым я гордился и ради которого в последнее время жил. Ты втёрся в моё доверие, в мою жизнь, в мою карьеру. Разве не я уговорил дирекцию дать тебе первые роли, когда узнал, что ты не хочешь быть историком, как твой отец, а мечтаешь о сценической славе?!

— Да, — процедили сапоги. — Ты добыл мне роли героев-любовников. Отчего нет? Был же я твоим любовником в жизни…

— Да как ты можешь?! Не ты ли рыдал у меня в гримёрной оттого, что я не уделяю тебе внимания?! До тебя мне и в голову не приходило глядеть на мальчиков. Ты был у меня первым!

— А ты у меня! — Сапоги приблизились к башмакам. — Мы стали судьбой друг друга. Лёня, я всегда считал тебя главным трагиком России. Ты лучший Гамлет вот уже двадцать лет. И тебе не надо переходить ни к Отелло, ни тем более к королю Лиру. Ты не стареешь, Лёня. Ты вечно молод.

— Потому что я молод душой. И сцена даёт мне…

— Полно, Лёня! Я-то знаю, что тебе даёт молодость. Кольцо, которое ты прячешь от всех. И прячешь здесь, в этой усадьбе. Не знаю, как оно попало к тебе ещё в прошлом веке. Но знаю, что и в нынешнем 1921 году ты ни на йоту не постарел. Хотя твой друг, мой отец, умер от дряхлости уже пять лет назад.

— Глупости! Глупости! — свистяще зашептали башмаки. — Я просто гениальный актёр. Старость не поспевает за мной.

— Не важно, Лёня! У каждого личные счета в банке времени. Но я по-прежнему готов положить за тебя жизнь. За великого трагика Леонида Орлинского. Разве ты забыл, что я уже много лет храню тайну смерти твоего сына? Это ли не лучшее доказательство того, как я тебе предан?

— Какой тайны, побойся Бога! — Ботинки помялись на месте. — Никакой тайны нет и не было. Один жуткий несчастный случай.

— А я часто его вспоминаю. Думаю о справедливости.

— И поэтому ты переметнулся на сторону новой власти? Пошёл искать справедливость? Но у кого?! Это же сплошное отребье. Да ни один настоящий рабочий не одобряет их действий. А что они делают с крестьянами? Продразвёрстки, вечные изымания несправедливо нажитого?! А эта борьба с контрреволюцией и саботажем? Кто саботажник? Наш друг Коля Гумилёв?! Блестящий русский поэт — а его расстреляли в августе как врага народа. И ты с ними, в их ЧК?! Как это могло случиться, Гера?!

— Хватит! — Сапоги топнули в сердцах. — У нас нет времени. Думаешь, зачем я здесь? Только чтобы спасти тебя, Лёня! Мне пришлось рисковать, пробивая возможность попасть в группу к этому типу Игнатову. Он тут большая шишка. Но и пройда отчаянная. Знаешь, как его зовут прямо в глаза? Убийца врагов революции. И он гордится этим. Но только он не дурак. Думаю, он прознал о твоём кольце. О том, что ты его в этом доме прячешь, вот и привёз тебя сюда. Понял, что кольцо — его единственная охранная грамота. Ведь для таких, как он, пуля всегда найдётся. Не враги, так свои в расход пустят. Вот он и хочет обезопаситься. Но мы его переиграем. Сделаем так. Ты скажи, где спрятал кольцо. Я найду и покажу ему. Но дальше всё будет по-нашему. Мне придётся его убить. Впрочем, я сделаю это с удовольствием. А пока меня не будет, ты просмотри вот эти бумаги. Это разрешение на выезд тебе и мне. Якобы по делам ВЧК. Заучи свои новые фамилию, имя, отчество. Название отдела, где мы работаем. Тут список товарищей, кто за нас поручился. Всё это могут проверять по дороге. Затверди, как «Отче наш». Впрочем, у тебя же актёрская память.