Мужчина с собачкой - Анна Гринь Страница 43

Шатенки, кривясь от того, что оказались чем-то средним между первыми и вторыми, взяли на вооружение все, что было им предложено. Будто желая превзойти остальных, эти рейночки взялись лгать обо всем, даже небо выкрасив в алый цвет. Несколько дней даже на тривиальные вопросы о времени, погоде, книге или компоте в столовой от них нельзя было получить правдивый ответ. А некоторые оказались настолько коварны и хитры, что даже наша директриса до обеда думала, что нынче то ли среда, то ли пятница, а в столовой то ли закончились сушеные яблоки, то ли по ошибке привезли воз вяленой рыбы, которую никто не заказывал.

Узнав о том, что в книге их кожа названа самой розовой и красивой, шатенки повадились всюду ходить с ручным зеркалом, постоянно себя рассматривая и строя планы о том, как вить веревки из любых доступных мужчин.

Несмотря на повадки, блондинки, брюнетки и рыжие, все как одна, с вечера завивали волосы на бигуди, а то и на смоченную газетную бумагу, чтобы к утру волосы вились крупными или мелкими кольцами, выдавая в девицах, кроме прочего, игривость и художественность натуры.

Выходя за порог гимназии, рейночки, какой бы походкой они ни обладали до этого, мигом пускались едва ли не бегом, желая создать впечатление ветреницы, опасаясь, что по ленивой и размеренной поступи их примут за просватанных девиц. В гимназии же, отбирая друг у друга зеркало, наши рейны искали у себя ямочки на подбородке и щеках, тренировали прищур, выщипывали любой намек на сросшиеся брови или усики, а по вечерам еще и изводили на отвары против веснушек целые веники любистока и календулы, ведра огурцов и капусты, клубники и крыжовника. Особо же богатые пользовали свои носики и щечки лимонным соком. Что уж говорить о молочных продуктах, коих извели столько, что хватило бы на пару недель сытной жизни.

Кроме заботы о собственном характере и внешности юные рейны задумались и о приданом, без которого, как утверждала умная книжка, ни один рейян не возьмет их замуж. То тут, то там валялись листочки со списками одеял, перин, скатертей, простыней, полотенец, посуды, одежды и нижнего белья. Отдельной строкой в каждом списке шли серебряные приборы и рояль. Обо всем об этом писалось или сообщалось при встрече родителям и всем иным родственникам, дабы те или начали готовить все уже сейчас, или провели опись имеющегося.

Тогда же все наши юные рейны и перебрали имеющихся в Броцлаве холостяков, не упустив из виду и недавно (по нашим меркам) прибывшего Глеба Ковальского. Он даже занял какое-то почетное место в рейтинге, хотя ему и сняли изрядно баллов за рыже-медный отлив волос, склонность редко бриться и отсутствие собственного жилья.

Сейчас же, труся рядом со следователем и писательницей, я отчетливо видела повадки, которые в умной книжке приписывались особе приятной и настойчивой, которую вполне резонно взять в супруги. И это меня злило настолько, что хотелось не только вклиниться между людьми, но и основательно тяпнуть нахалку Пштиль за загребущие ручонки!

* * *

Глеб и сам не знал, что его дернуло позволить приезжей рейне последовать за ним к бабке Балабольке. Предвкушение столкновения двух этих особ растворилось где-то на середине пути, а повышенная болтливость блондинки лишь усилила небольшое раздражение. Все же Ковальский не особо общался с женщинами, раз одна из них сумела довести следователя за какой-то час наедине.

«Почти наедине», – поправил себя рейян, покосившись на трусящую подле собаку. Животное своей молчаливостью устраивало его этим вечером гораздо больше Зузанны Пштиль.

Будто почуяв внимание, Клара подняла морду и глянула на Глеба. На миг ему почудилось, что глаза у псины вполне разумные. В них светилось понимание, сочувствие и не меньшее раздражение, чем у самого старшего следователя.

«Выпроводить и заглянуть в какую-нибудь лавочку. Есть хочется так сильно, что культурных слов не осталось!» – решил Ковальский.

Бабка Мазена поджидала Глеба на чуть рассохшейся лавочке подле палисадника, за которым прятался дом из серого и бежевого местного камня. Высокая груша частью закрывала фасад и бросала узорчатую тень на стены, окна и порожек, выложенный из речной гальки и черепков бело-голубого фарфора. Порожек был сделан так искусно, что со стороны походил на творение знаменитого западного архитектора, чьей фантазии принадлежали дома, площади и целые дворцы в паре крупных городов – тех самых, от одного названия которых веяло жаром лета и сладостью винограда.

– Таки пришел ты, магиче, – вместо приветствия сказала бабка и поднялась с лавки, одернув свою цветастую душегрею. – А это кто с тобой?

– Здравствуйте, бабушка! – звонко воскликнула рейна Пштиль. – Меня зовут Зузанна Пштиль. Возможно, вы обо мне слышали? Я писательница! А вы хозяйка домика? Очень миленький. Очень… мм…

Балаболька весьма выразительно прошлась взглядом по фигуре рейны и скептически хмыкнула, увидев аккуратные туфли на тонкой подошве.

– У нас тут люди простые, нестоличные, – оценив выговор и одежду, сказала рейяна. – Улицы узкие, старые, пыльные. Ты бы, рейночка, туфельки бы сменила на что-то попроще. А то ножки собьешь свои. Мозолей натрешь.

Глеб мысленно хмыкнул. Голос бабки Мазены полнился сладостью, за которой эта ушлая жительница Броцлава прятала много всяких эмоций, оттенки которых даже ее соседи не всегда понимали. Старушка с одинаковой улыбкой могла и похвалить, и отчитать, и обозвать человека глупцом. На крик и оскорбления, через которые никому не удавалось пробиться, Балаболька переходила не так уж и часто, кто бы что ни думал.

«Опыт!» – оценил следователь.

Вот только рейна Пштиль сарказма не заметила, улыбнулась и защебетала о погоде, природе и своих планах на визит в Броцлав. Снисходительно кивая на слова Зузанны, бабка Мазена отперла калитку и входную дверь, впуская гостей в дом.

– Бедолага ты, магиче, – хмыкнула бабка негромко, стоило рейне умчаться чуть вперед, в просторную гостиную мимо двери в кухню и кладовку.

– Мм? – откликнулся Глеб, осматривая крохотную прихожую.

– Бядота, говорю, – сказала старушка. – И откуда она такая только взялась?

– С поезда, – чуть улыбнувшись, ответил Ковальский. – Приехала книжку писать. Про жандармов или магов, я так и не понял.

– Намучаетесь вы с ней, – предрекла бабка. – Голова-то бедовая. Ты смотри, магиче, не увлекись ею.

Глеб приоткрыл дверь на кухню, да так и замер.

– С чего вдруг? – опешил он.

– Красивая, столичная, яркая. Вы, мужички, падки на такое, – с вершины своего опыта оценила Балаболька. – Увлекающиеся вы.

Старший следователь расхохотался и заверил старушку:

– Это не про меня. Да и нет у меня планов на… что-то такое. Как с ней, так и с кем-то другим. Не до этого сейчас.

Бабка Мазена удивленно вздернула бровь.

– Это отчего же, скажи на милость? Ты ж хоть и молодой совсем, но не мальчик уже. Самый возраст себе супружницу сыскать.