Сердце зимы - Роберт Джордан Страница 43

– Милях в трех на юго-запад, – угрюмо ответил Даннил и раздраженно подергал себя за ус. Значит, те гусыни сказали правду. – Слетаются, словно утки осенью в Мокром Лесу, и видок у них еще тот, собственную мать обдерут как липку.

Лем ал’Дай, парень с лошадиным лицом, зло сплюнул сквозь щербатые зубы. Зуб он потерял давным-давно, подравшись с охранником торговца шерстью. Лем любил помахать кулаками; ему явно не терпелось пустить юшку какому-нибудь последователю Масимы.

– И обдерут, если Масима прикажет, – тихо промолвил Перрин. – Лучше, чтобы это хорошенько усвоили все. Вы слышали, как погибли люди Берелейн? – Даннил резко кивнул, кто-то переступил с ноги на ногу, кто-то сердито заворчал. – Значит, знаете. Но доказательств нет никаких.

Лем фыркнул, остальные смотрели столь же угрюмо, как Даннил. Они видели трупы, остававшиеся после схватки с приверженцами Масимы.

Снегопад усиливался, облепляя плащи крупными хлопьями. Мерзнущие лошади прижимали хвосты. Через несколько часов, а то и раньше, вновь разыграется метель. Не та погода, чтобы бросать жаркие костры. Не та погода, чтобы выступать в поход.

– Уведи всех с холма и выступайте туда, где была засада, – распорядился Перрин. Таково было одно из решений, что он принял, идя сюда. Он и так слишком долго медлил. Отступники-айильцы уже давно оторвались от возможной погони, и если бы они направились не на север и не на восток, к этому времени кто-нибудь о них да сообщил бы. А от него ждали, что он двинется следом. – Мы выступим, а пока я поразмыслю и решу, куда именно нам отправиться. Потом Грейди или Неалд переведут нас через переходные врата. Отправь людей к Берелейн и Арганде. Я хочу, чтобы майенцы и гэалданцы тоже выступили. Вышли разведчиков и дозорных на фланги. И скажи им, чтобы, высматривая айильцев, не забывали: на нас могут напасть не только айильцы. Я не желаю вляпаться незнамо во что, надо сначала выяснить, что нас ждет. И попроси Хранительниц Мудрости держаться к нам поближе. – Нельзя допустить, чтобы у Арганды возник соблазн их допросить вопреки приказу Перрина. Если Хранительницы, защищаясь, убьют кого из гэалданцев, союзник вполне может обернуться врагом, забыв про клятву верности. Перрин же предчувствовал, что ему понадобятся все люди, способные сражаться, какие только есть. – И будь потверже.

Даннил спокойно выслушал весь поток приказов, лишь при последних словах болезненно скривил рот. Для него, должно быть, это прозвучало так, словно ему приказали быть потверже с Кругом Женщин в родной деревне.

– Как скажешь, лорд Перрин, – натянуто промолвил он, коснувшись кулаком лба, потом повернулся в высоком седле и начал выкрикивать распоряжения.

Люди вокруг начали садиться на лошадей, и Перрин поймал за рукав Кенли Маерина – тот уже успел сунуть ногу в стремя – и попросил его оседлать и привести Трудягу. Широко ухмыльнувшись, Кенли тоже отсалютовал, коснувшись лба кулаком.

– Как прикажете, лорд Перрин. Я мигом.

Перрин мысленно зарычал, а Кенли затопал к коновязи позади его бурого мерина. И зачем щенок то и дело чешет бороду, лучше бы вообще ее не отпускал. Все равно клочками растет.

Дожидаясь своего коня, Перрин подошел ближе к огню. Фэйли говорила, что он должен смириться со всеми этими «лордами Перринами», поклонами и расшаркиваниями, и ему по большей части удавалось их не замечать, но сегодня эти «мелочи» лишь добавляли горечи. Он чувствовал, как разрастается пропасть между ним и остальными двуреченцами, и, казалось, лишь он один стремится перекинуть через нее мост. В этот момент Перрина – ворчавшего себе под нос и гревшего руки над огнем – и нашел Гилл.

– Простите, что потревожил вас, милорд, – сказал Гилл, кланяясь и сдергивая свой треух. Через миг шапка вернулась на место, оберегая от снега окаймленную редкими волосами лысину. Выросший в городе, он плохо переносил холод. Этот низенький человек вовсе не был подобострастен – таковых мало найдется среди владельцев кэймлинских гостиниц, – но ему, по-видимому, нравилась некоторая доля церемонности. Базел Гилл вполне подходил для своей новой работы, и Фэйли была бы им довольна. – Я насчет юного Талланвора. С первым светом он оседлал коня и ускакал. Сказал, вы разрешили, если... если к утру поисковые отряды не вернутся. Но, сдается мне, ничего такого не было.

Вот болван. Хотя происхождением Талланвора Перрин особо не интересовался, все говорило за то, что он – опытный солдат, однако в одиночку против айильцев он все равно что заяц, погнавшийся за куницей. О Свет, как бы мне хотелось ускакать вместе с ним! Не надо было слушать Берелейн и бояться засад. Но ведь засада была. Разведчики Арганды тоже могли погибнуть. Все равно он должен ехать. Должен.

– Да, – вслух сказал Перрин. – Я ему разрешил. – Потом он может сказать совершенно обратное. Лорды часто так поступают. Если только он когда-нибудь увидит Талланвора живым. – Похоже, вы и сами непрочь отправиться на розыски.

– Я... я очень люблю Майгдин, милорд, – ответил Гилл. В тихом голосе его слышалось скромное достоинство и некоторое упрямство, как будто Перрин сказал, что он слишком стар и толст для такой задачи. И пахло от него определенно раздражением, колюче и горько, хотя разрумянившееся от мороза лицо оставалось спокойным. – Не так, как Талланвор... ничего похожего, конечно, но очень ее люблю. И леди Фэйли, конечно, тоже люблю, – торопливо добавил он. – Просто я Майгдин как будто всю жизнь знаю. Она достойна лучшей доли.

Вздох Перрина туманным облачком заклубился у рта.

– Понимаю, мастер Гилл.

Да, он понимал. Ему и самому хотелось выручить всех, но он знал, что, случись выбирать, он забрал бы Фэйли, бросив остальных. Чтобы спасти ее, он отказался бы от всего. В воздухе густо пахло лошадьми, но Перрин учуял еще чей-то раздраженный запах и оглянулся через плечо.

На него сердито глядела Лини, перебегая с места на место, чтобы ее случайно не сбили с ног всадники, строившиеся в неровные колонны. Одной костлявой рукой она придерживала край плаща, а в другой сжимала обитую медью дубину, длиной фута в два. Чудо еще, что она не отправилась с Талланвором.

– Как только я что-то узнаю, узнаете и вы, – пообещал ей Перрин. Яростное бурчание в животе вдруг напомнило о рагу, от которого он отказался. Он даже ощутил на языке вкус баранины и чечевицы. И чуть не вывихнул челюсть, снова зевнув. – Простите, Лини, – сказал Перрин, когда смог заговорить. – Прошлой ночью я мало спал. И крошки во рту не было. Ничего не найдется? Хлеба и чего-нибудь, что поближе?

– Все уже давно поели, – огрызнулась Лини. – Объедки выкинули, котелки почистили и убрали. Будешь куски таскать с чересчур многих тарелок, так живот разболится и не ровен час лопнет. Особенно, если дело тарелками не ограничится. – Забормотав под конец что-то уж совсем недовольное, она наградила Перрина еще одним хмурым взглядом напоследок и зашагала прочь, сердито косясь на весь мир.

– Слишком много тарелок? – пробормотал Перрин. – Да я и с одной ничего не успел съесть! В том-то и беда, – Лини шла через лагерь, обходя лошадей и повозки. С ней заговорили трое или четверо, и на всех она огрызнулась, отмахиваясь дубинкой, если кто не понял сразу. Должно быть, она совсем обезумела, переживая за Майгдин. – О чем это она? Обычно в ее словах больше смысла.